Пропасть Искупления
Шрифт:
– А вот мне кажется, – проворчал Скорпион, – что пора уже от рыцарского мышления перейти к артиллерийскому.
Клавэйн принял пистолет с явной неохотой, как ненужный подарок, отказаться от которого было бы невежливо.
Они двинулись вглубь айсберга, выбирая дорогу по принципу наименьшего сопротивления. Безумные переплетения и разветвления льда, похожие на бурелом в диком лесу, напоминали Скорпиону трущобы Города Бездны. Когда плавящая чума распространилась на здания Мульчи, системы ремонта и реконструкции взбесились и принялись создавать вот такой же хаос.
Похоже, здесь, внутри айсберга, ростом льда управляли только колебания температуры и движения воздуха. На каждом шагу прохлада сменялась лютой стужей и наоборот, а все попытки ориентироваться по направлению сквозняка были обречены на провал. Ощущение, что Скорпион и его спутники оказались внутри огромного и холодного, но дышащего легкого, постоянно усиливалось.
Куда идти, было ясно и так: прочь от дневного света, вглубь, к бледно-голубой сердцевине.
– Это музыка, – сказал Жакоте.
– Что? – переспросил Скорпион.
– Музыка, сэр. Этот тихий звук. Прежде было эхо, много отголосков. Я раньше не мог определить, что это такое. А теперь понял: музыка.
– Музыка? Какая, к черту, тут может быть музыка?
– Не знаю, сэр. Звуки очень слабые, но я уверен. Советую поостеречься.
– Я тоже слышу, – подала голос Хоури. – И советую, мать вашу, поторопиться.
Ана выхватила из поясной кобуры пистолет и выстрелила в самый толстый ледяной столб перед собой. Он разлетелся мраморной пылью. Хоури переступила через оставшийся пенек и прицелилась в следующее препятствие.
Клавэйн что-то сделал с ножом. Тот загудел на самом нижнем пределе слышимости, лезвие превратилось в туманное пятно. Старик неторопливо провел им через небольшой ледяной нарост, оставив аккуратный срез.
Они двинулись дальше, прочь от дневного света. Воздух накатывал волна за волной, каждая холоднее предыдущей. Все старались поплотнее укутаться и говорили только при крайней необходимости. Скорпион радовался, что захватил перчатки, хотя ощущение было такое, словно он забыл это сделать. Считалось, что гиперсвиньи более чувствительны к холоду, чем базово-линейные люди: остался какой-то изъян в биохимии, исправлять его генетики сочли излишним.
Он как раз думал об этом, когда раздался взволнованный голос Хоури. Ана вырвалась вперед, и спутникам не удалось ее удержать.
– Там что-то есть, – заявила она, – и, кажется, я чувствую Ауру. Наверное, мы уже близко.
Клавэйн следовал за ней по пятам:
– Что ты видишь?
– Что-то темное, не похожее на лед.
– Должно быть, корвет, – сказал Клавэйн.
Они прошли еще метров десять или двенадцать. Продвижение давалось трудно, оно заняло не меньше двух минут. Кристаллические образования были здесь куда толще, ножик Клавэйна теперь мог вырезать лишь небольшие куски, а Хоури сочла слишком рискованным применять оружие вблизи центра айсберга. Окружающая местность приобрела новый, пугающий характер. Иные детали рельефа под фонарем Жакоте напоминали бедренные кости с хрящами и сухожилиями.
Но вскоре проход почти очистился. Внезапно они оказались в центральной части айсберга. Над головой смыкался кристаллический свод, пронизанный цветными жилами и подпертый огромными стволами ледяных чешуйчатых сталактитов. Другая часть зала представляла собой такой же лес, как тот, что остался позади.
Посреди зала находился разбитый корабль.
Скорпион не считал себя экспертом по сочленительскому флоту, но знал, что корвет класса «Мурена» имеет гладкий и кромешно-черный корпус с плоскими и шиповидными обвесами, придающими ему жуткое сходство с древним орудием пыток. На его светопоглощающей поверхности не должно быть ни малейшего шва, и сам он не должен лежать на боку, со сломанным «хребтом», распоротым «брюхом» и обнаженными внутренностями, как вскрытый на лабораторном столе труп морского животного. Его растерзанные взрывом «кишки» не должны валяться кругом, заодно с бесформенными и острыми осколками корпуса.
Все это было неправильно. А самой неправильной была мягкая пульсация на нижнем пределе слышимости. Свинья даже не внимал ей, а осязал где-то в животе. Это была музыка.
– Нехорошо, – сказал Клавэйн.
– Я чувствую Ауру, – сообщила Хоури. – Она здесь.
– В корабле осталось мало мест, где она могла бы находиться, – ответил старик.
Скорпион заметил, как ствол бозера двинулся в сторону Клавэйна и прошел мимо. Это длилось всего миг, и на лице Хоури ничто не говорило о том, что она способна потерять контроль над собой, но все же было о чем задуматься.
– Однако мы нашли корабль, – сказал Скорпион. – Пусть это обломки. Рано сдаваться, нужно искать.
– Никто не собирается сдаваться, – ответил Клавэйн.
– Стужа идет от корабля, – сказала Хоури. – Он истекает холодом, как кровью.
Клавэйн улыбнулся:
– Истекает холодом? Ну, ты сказала!
– А что не так?
– Да пустяки… На норте это bleeding cold – не очень прилично звучит для знающих русиш.
Хоури пожала плечами и двинулась следом за Клавэйном к кораблю.
Пройдя по наклонному, залитому зеленоватым светом коридору, Антуанетта очутилась в гулком зале, чьи размеры ей определить не удалось. Вроде бы она спустилась на пять или шесть уровней, прежде чем выровнялся коридор, но не было смысла угадывать точное местонахождение, располагая лишь карманной версией общей корабельной схемы. Эта схема казалась безнадежно устаревшей еще до того, как призрак Бреннигена предложил Антуанетте спуститься сюда.
Она остановилась, держа фонарь на изготовку. Зеленый свет показывал жаброподобные складки потолка. Куда ни направь луч, всюду машины, огромные ржавые агрегаты, и занятая ими площадь огромна – фонарь не достает до края. Металлический утиль поражает разнообразием форм и размеров, тут и чуть выгнутые, величиной почти с Антуанетту, пластины наружной обшивки корпуса, и совсем мелкие, с палец, предметы, покрытые хрупким зеленым пухом окислов. В центре, небрежно сваленные в расползающиеся кучи, лежали латунные части насосов, сломанные манипуляторы и сенсорные органы корабельных сервороботов.
Впечатление было такое, будто Антуанетта попала на бескрайнюю бойню для механизмов.
– Ну что ж, капитан, – проговорила она, осторожно положив шлем перед собой, – я пришла. Думаю, вы не случайно пригласили меня сюда.
И сразу в помещении началось движение. Одна из груд хлама подалась вперед, словно под нажимом невидимой руки. Механический мусор полз и колыхался, орудуя исправными манипуляторами сервороботов, погребенных в вековых отложениях. Ожившие члены подергивались и сгибались с завораживающей слаженностью. Антуанетта подумала, что ожидала чего-то в этом роде – хорошо выраженного явления третьего класса, в точности как описывал Пэлфри, – но видеть такое собственными глазами было страшно. Вблизи одержимые машины были опасны: кругом острые кромки, способные разрезать человека, сочленения, которые могут раздавить.