Пропавшая экспедиция

Зуев Ярослав Викторович

– Так-то лучше, - усмехнулся Триглистер. А я отметил про себя, сэр Перси нисколько не преувеличивал, когда расписывал, насколько опасны эти субъекты. О, да они и вправду были настоящими живодерами. А еще, хоть мне и стыдно признаться в этом, крепко пожалел, что ввязался в авантюру. Если бы я только промолчал, попридержал свой длинный язык, когда мне приспичило окликнуть полковника... И моя конторка, и опостылевший мне холл отеля неожиданно показались мне до боли родными, уютными, а мечты о далеких странствиях представились во всей их абсурдности. Домечтался, возопил я мысленно. Приключений захотелось? Так получи, кретин! Да, физически я оставался в самом сердце Лондона, в комнате, где проработал много лет. С улицы доносились гудки автомобилей, цокот копыт редких кэбов и обрывки

фраз, которыми обменивались прохожие. Нет, я перенесся в джунгли. А, если точнее, они сами ко мне пришли...

– Ступай, - негромко распорядился Триглистер.

Больше не мешкая, мы двинулись по коридору бельэтажа. Я отпер замок прихваченным с собой дубликатом ключа. Признаться, не с первого раза попал в скважину, руки тряслись. Как только клацнул язычок замка, товарищ Извозюк, придерживавший меня за шиворот, придал мне ускорение, пнув коленом в спину. Я влетел в дверной проем, взвыв от боли. Как я понимаю сейчас, громила превратил меня в живой щит. На случай, если бы полковник был внутри и стал стрелять...

Шпырев и Триглистер вошли следом за нами. В номере царил полумрак, шторы были опущены. Извозюк грубо усадил меня в кресло.

– Сиди и не рыпайся!
– процедил Шпырев.
– Только пикни, язык вырву.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Я был так испуган, что к своему стыду, совершенно позабыл о полковнике, а ведь вышло так, что я его подвел. Впрочем, а что я мог поделать в создавшихся обстоятельствах?

Пока я сидел в углу, не смея даже дыхнуть, молодчики принялись методично обыскивать номер. Действуя с расторопностью, в которой угадывался профессионализм настоящих полицейских или домушников, они обшарили ящики письменного стола и бюро, распахнули плательные шкафы, вывалив наружу белье. Сбросили на пол постель и даже распороли лежавший на кровати матрац устрашающего вида тесаком, который вынул из-за пояса Извозюк. Да, сэр Перси не обманул меня, когда сказал, что путешествует налегке. Как оказалось, у него не было даже сменного белья. Все вещи полковника легко уместились в стареньком саквояже. Покидая номер, он спрятал его в маленькой нише за шторой.

– Товагищ Извозюк?
– позвал комиссар, и сделал выразительный жест. Верзила, выудив из-за пазухи инструмент вроде короткого изогнутого ломика, взломщики зовут его фомкой, легко отпер замок. Внутри оказалась стопка обтрепанных топографических карт, перехваченных бечевой. Кажется, они были испещрены сделанными от руки заметками и какими-то цифрами. Не сомневаюсь, это была рука, принадлежавшая сэру Перси. Последней преступники извлекли толстую, видавшую виды тетрадь.

– Подумать только, путевой дневник, - обронил Триглистер, перелистав слегка растрепанные страницы.
– Ну что же, я думаю, пригодится...

– Для заседания особого совещания на выезде, - скрипнул зубами Шпырев. Не знаю, о каком таком совещании велась речь, но мне бы очень не хотелось на нем присутствовать. В особенности - в качестве обвиняемого...

Комиссар спрятал тетрадь во внутренний карман.

– Где эта вражда, или как ее там?!
– недовольно бросил Шпырев, явно не удовлетворенный результатами обыска.

– Ваджга, - поправил Триглистер, - ваджга, Ян Оттович...

– Как зовется эта хрень, не меняет сути дела!
– играя желваками, процедил Шпырев.

– Быть может, он как газ отпгавился за ней?
– предположил Триглистер.

– Или прямо сейчас поднимается на борт парохода, иуда сраный, - с лютой злобой прошипел Шпырев.

– Не думаю, Ян Оттович, - возразил комиссар.
– Вы бы отпгавились в путь, побгосав все кагты?

– Если ты ошибаешься, Триглистер...
– голос Шпырева был многообещающим.

– Дождемся полковника, думаю, все встанет на свои места, - примирительно сказал комиссар.

Хрустнув костяшками пальцев, Шпырев обернулся ко мне, смерил взглядом.

– У мистера Адама Смита были при себе вещи, когда он ушел?

Сглотнув, я отрицательно покачал головой.

– Ладно, - Шпырев обернулся к комиссару и о чем-то спросил по-русски. Тот, кинув на меня быстрый взгляд, только передернул плечами и отвернулся. Я понял, они говорят обо мне, не просто говорят, решается моя судьба. Точнее, она уже предрешена.

– Извозюк, - позвал Шпырев.
– Только без шума...

Верзила сорвал со стены шнурок от звонка, предназначавшийся для вызова прислуги. Шагнул ко мне, сумрачно ухмыляясь и играя удавкой. Я отчетливо осознавал, потекли мои последние минуты, или, сколько там я буду корчиться в лапах палача. Внутри похолодело внутри, мне следовало бежать, прыгать в окно, драться за жизнь или хотя бы возопить, призывая на помощь. Но, я просто стоял как истукан, не в силах пошевелить даже мизинцем. Меня - словно парализовало. Ничего больше не существовало кругом меня. Ни отеля, где постояльцы вечно копошатся как мыши, ни звуков с улицы. Даже время, и то - замерло. Я впал в кому, будто готовился к смерти. Приноравливался к ней. Моя прострация оказалась столь глубока, что даже грохот выстрелов, донесшийся из холла, оказался неспособен разорвать невидимые путы, сковавшие меня по рукам и ногам. По крайней мере, это произошло не сразу.

– Что за хуйня?!
– воскликнул Шпырев, выдергивая из-за пазухи угрожающего вида пистолет с длинным хищным стволом, наверное, тот самый, упомянутый сэром Перси Маузер.

– Это с кгыльца, - совершенно невыразительным голосом констатировал Триглистер.

– Извозюк?!!

Вот в этот момент я и стряхнул оцепенение. Мне крупно повезло, секунда, и я схлопотал бы пулю. Это твой единственный шанс, пронеслось у меня, второго не будет. И я прыгнул к окну, буквально взлетев на подоконник. Звук лопнувшего стекла потонул в громе выстрела, посланная мне в спину пуля прожужжала прямо над ухом, взъерошив волосы. Стрелок, понятия не имею, Шпырев, Триглистер или верзила Извозюк, снова нажал на курок, подкорректировав прицел, но я уже вывалился из окна и, отчаянно вопя, падал вниз. Мне крупно повезло, что сэр Перси попросил номер в бельэтаже, предвидя, что доведется спасаться бегством. Вместо него выпало бежать мне, и я чертовски горжусь этим. По делу, господин полковник спас мне жизнь. При приземлении я сильно ушиб одну ногу и растянул сухожилия на второй, более того, едва не зашиб двух констеблей, спешивших на выстрелы с револьверами в руках. Сгоряча они задержали меня, приняв за грабителя, но, думаю, господа, жизнь стоила того, чтобы заработать несколько тумаков в участке. Да, полагаю, я дешево отделался. И, как только меня впихнули в полицейский фургон, клянусь, даже вздохнул с облегчением. Сидел на грубо сколоченной деревянной лавке, прислушиваясь к звукам ожесточенной перестрелки, завязавшейся между блюстителями закона и бандитами. Стрельба постепенно отдалялась в сторону Темзы, пока не смолкла совсем. Каюсь, господа, но только когда прямая угроза миновала, я вспомнил о сэре Перси. Я понятия не имел, что сталось с ним, удалось ли ему спастись, или негодяи застрелили его. Этого я тогда знать не мог. И мне очень жаль, господа, что судьба господина Офсета остается невыясненной до сих пор...

***

Это интервью, помещенное сразу в нескольких крупнейших газетах столицы, понаделало немало шума. Можно даже сказать, разразился нешуточный скандал, в эпицентре которого оказался злосчастный инспектор Скотланд-Ярда Штиль. Журналисты напрямую обвинили его в утаивании важных сведений от общественности. Инспектор оправдывался как мог, упирая на состояние аффекта, в котором, мол, пребывал несчастный портье.

– Он давал слишком противоречивые показания, - краснея, бубнил по бумажке Штиль.
– Они явно не заслуживали внимания, по крайней мере, мы не могли опираться на них целиком...

– Ничего себе, не заслуживали внимания?!
– буквально исходили желчью журналисты.
– Словесные портреты преступников, по-вашему, не заслуживают внимания?!

– И уж тем более я не имел никакого права тиражировать сомнительную информацию...
– стоял на своем инспектор Штиль.
– Поймите же вы наконец, пресса сегодня твердит одно, завтра - диаметрально противоположное, и все привыкли к этому, с вашего брата - как с гуся вода! А у меня совершенно иная мера ответственности, и я просто обязан взвешивать каждое слово, которое вы завтра же все равно переврете...