Пропавшая экспедиция
Шрифт:
– Ты уверен?
– Я такие вопли в Индокитае слышал...
– Разве в Индокитае живут пумы?
– удивилась я.
– А что, разве нет? Ну, тогда сова. Точнее, филин...
Понятно, он врал, чтобы меня успокоить. Как ни странно, вопреки здравому смыслу, я действительно почувствовала облегчение. Успокоилась, будто маленькая девочка с появлением взрослого. Мы помолчали, прислушиваясь. К счастью, зловещие звуки не повторились.
– Дядя Жора...
– промолвила я.
– Да, принцесса?
– Почему ты согласился поехать с нами?
Француз, вздохнув, уставился в костер.
– А разве у меня был выбор?
Я хмыкнула.
– Выбор есть всегда...
– Не думаю, милая. Часто кажется,
– Опять шутишь!
– С чего бы это?
– Значит, ты веришь в волшебную Белую пирамиду, которую открыл сэр Перси Офсет? И в то, что она определяет все наши поступки, притягивая нас, как магнит - железную стружку?
– А разве она не притягивает?
– Я серьезно спросила!
– И я не шучу. Если бы было как-то иначе, мы бы, уж, наверное, не оказались здесь, а потягивали пиво на веранде вашего эллинга в Эйлате...
– То есть, ты веришь в нее, так?
– А ты?
– он как-то странно посмотрел на меня. Папа, угомонившись, безмятежно похрапывал во сне. Кругом, наверное, как минимум, миль на сто, простирались дебри, где с большей вероятностью встретишь каймана или анаконду, нежели человека.
– Папа верит, - тихо сказала я, уйдя от прямого ответа.
– В то, что, проникнув внутрь, встретит маму. Или сделает так, чтобы мама не умерла...
Произнеся эту фразу, я поймала себя на том, что здесь, у костра на берегу великой реки, она звучит не так нелепо, как дома, а, напротив, на удивление убедительно. Как магическое заклинание вавилонского жреца, произнесенное с вершины зиккурата. Несусветная чушь, подумала я, ведь мамочка умерла четверть века назад, и день моего рождения стал днем ее смерти. Так распорядилась злая судьба, мама подарила мне жизнь и ушла навсегда, сгорела от эклампсии, которую доктора зовут одной из жутких разновидностей позднего токсикоза. Надо же им было хоть как-то назвать страшный недуг, который они не научились лечить. И даже не знают, откуда он берется. Мама впала в кому, у нее началась асфиксия, вдобавок отказали почки. Врачи ничего не смогли поделать. Папа говорил, они старались из-за всех сил, но...
– Ты ведь наверняка слышала о плацебо?
– подкурив сигарету от углей, спросил Жорик.
– Это когда вместо таблеток с самыми сильнодействующими препаратами больному назначают прессованный мел, а он не в курсе и идет на поправку?
– Или капают внутривенно физраствор, нюансы не имеют значения. Принцип плацебо состоит в том, чтобы, введя в заблуждение мозг пациента, заставить организм мобилизовать скрытые резервы, о которых науке почти ничего неизвестно. То есть, задействовать самовнушение на самом глубинном уровне. Стоит больному вкумекать, что его водят за нос, и вся схема летит коту под хвост. Тот факт, что метод исправно работает, доказан экспериментальным путем. Но, что именно делает его столь эффективным? Легко произнести словосочетание внутренние ресурсы, но что сие означает? В чем суть механизма, обеспечивающего исцеление?
– чуть откинувшись назад, дядя Жора выпустил табачный дым вертикально вверх, на секунду сделавшись похожим на проснувшийся вулкан средних размеров.
– Человек просто начинает верить, что скоро выздоровеет, - молвила я.
– В самую точку, принцесса, если вера сильна. Опустишь лапы - и все, считай себя на кладбище, зачахнешь мигом, как куст, выдранный с корнями из земли. И, это именно вера творит чудеса, как хочешь ее назови, скрытыми ресурсами организма или еще как-то, вплоть до божественного вмешательства. Плацебо, разумеется, не единственный пример. Возьми хотя бы стигматы. Верующий вводит себя в транс, воображая страсти Христовы, в итоге, получает кровоточащие язвы на руках и ногах, в тех местах, куда, предположительно, легионеры центуриона Лонгина заколотили гвозди, когда распяли Спасителя на Голгофе. И вот что я тебе скажу: сколько бы атеисты не болтали о шарлатанстве, не подлежит сомнению: стигматы - реальны, причем, их никто не процарапывает стерилизованным ножиком. Современная наука неспособна дать этому вразумительного толкования. Самовнушение - вот и все, чего ты дождешься от ученых мужей, и то, если они сподобятся тебе ответить. Чем не плацебо, только шиворот-наворот?
– Допустим, я готова поверить в некие, паранормальные проявления человеческих способностей, вроде телепатии или телекинеза, - молвила я.
– Науке лишь предстоит разобраться с ними. А, как она разберется, их поставят на вооружение и начнут вдалбливать искусство чтения чужих мыслей в старшей школе, а методы телепортации - в магистратуре университетов. Но, я не вижу никакой связи между гипотетическими сверхспособностями, заложенными в каждом человеке, и моей мамочкой, ушедшей четверть века назад. Думаешь, папа оживит ее силой мысли? То есть, клянусь, если бы я только смела надеяться на это всерьез, то не пожалела бы жизни, подаренной ею мне, лишь бы только увидеть, как они с Мишелем обнимут друг друга...
Прежде чем ответить, дядя Жерар долго сосредоточенно тер переносицу, а я ждала, ибо мне чертовски хотелось узнать, что он думает об этом. Здесь и сейчас, вдали от вонючих мегаполисов, в царстве дикой природы. Мне пришлось запастись терпением, пока он, наконец, собрался с мыслями. Правда, начал издалека.
– Скажи, Рита, тебе ведь известно все, что нам с твоим отцом удалось разузнать о полковнике Офсете? От тебя никто ничего не скрывал, не так ли?
Я кивнула.
– Как думаешь, старый бродяга был не в себе?
– Сомневаюсь...
– Он был неисправимый лгун?
– продолжал допытываться дядя Жерар.
– Нет, он не был лжецом.
– То-то и оно, принцесса. И я так думаю. Сэр Перси не был ни патологическим вралем, ни безумцем. Выходит, он действительно нашел в джунглях на берегах реки Маморе нечто из ряда вон. И, так решили не одни мы, но и русские мраксисты задолго до нас, обрати на этот факт самое пристальное внимание. Они поверили сэру Перси без оглядки. И не какой-нибудь там пьяный парторг колхоза поверил, а сам Железный Феликс Дрезинский, всесильный председатель ВЧК-ОГПУ, разом с другими высокопоставленными мраксистами. И, хоть эти ребята не были милейшими интеллектуалами вроде академика Лихачева, никто не может обвинить их ни в кретинизме, ни в чрезмерной доверчивости. Наоборот, это были прагматики, сколотившие одну из могущественнейших империй планеты, чтобы она противостояла экспансии западного мира и его главного идола - Золотого Тельца. И что же, спрашивается, Дрезинскому нечем было больше заняться, когда он снарядил боевой корабль, отправив его к черту на кулички, за одиннадцать тысяч километров от Балтики, все же, дело, лучше, чем тупо в потолок плевать...
Я хихикнула.
– Смеешься? И правильно делаешь. Ибо Феликс Дрезинский был кем угодно, но не прожектером. Он отбыл десять лет на каторге, и не сломался. Именно благодаря таким, как он, мраксисты победили в гражданской войне. О КГБ, долгие годы наводившем ужас на Европу с Америкой, и говорить нечего, а ведь именно Железный Феликс создал эту структуру с нуля. Если такой человек поверил Офсету, нам с тобой - сам Бог велел...
– Допустим, - согласилась я.
– Только все равно мне не ясно, какое отношение Белая пирамида полковника имеет к телепатии, телекинезу и плацебо, с которых ты начал?