Пропавшая

Роботэм Майкл

– Потому что пока все только гипотетически, но я могу превратить это в реальность. Я знаю, что вы подбросили бриллианты ко мне в дом, чтобы подставить меня. Кибел должен был получить ордер на обыск, но я нашел их первым. Вы думаете, что я что-то видел той ночью. Думаете, что я могу вам как-то навредить. Я вам клянусь в обратном. Никто не должен пострадать.

– Правда? – саркастически спрашивает он. – Не советую вам идти в торговлю.

– Это реальное предложение.

– Гипотетическое. – Алексей смотрит на меня, облизывая губы. – Позвольте

мне говорить прямо. Мою дочь похищают, и вам не удается ее найти. Ее убивают, но тело вы тоже не находите. Потом из меня пытаются выкачать два миллиона фунтов, и вы не можете поймать этих людей. Вы крадете мои бриллианты и обвиняете меня в том, что я вам их подбросил. И в довершение всего этого вы хотите, чтобы я все простил и забыл. Такие люди, как вы, – это мерзость. Вы нажились на горе моей бывшей жены. Вы воспользовались моей добротой и желанием исправить ситуацию. Не я начал всю эту историю…

– Но у вас есть возможность ее закончить.

– Вы принимаете меня за человека, который жаждет мира и гармонии. Вы ошибаетесь. Я жажду мести.

Он встает. Переговоры окончены.

Я чувствую, как на меня накатывает ярость.

– Ради бога, Алексей, я ведь пытаюсь найти Микки. Она ваша семья. Разве вы не хотите знать, что произошло?

– Я знаю, что произошло, инспектор. Она мертва. Она умерла три года назад. И позвольте мне сказать вам кое-что о семьях: им придают слишком большое значение. Они – наша слабость. Они нас бросают, разочаровывают, или же их у нас отнимают. Семьи – это обуза.

– Поэтому вы избавились от Александра?

Он не отвечает и открывает тяжелую дверь. Теперь, когда мы вышли на свежий воздух, я снова слышу свои мысли. Алексей все еще продолжает говорить:

– Вы просите доверять вам. Вы предлагаете сделку. У вас ведь нет никаких версий, правда? Вы как те три мудрые обезьяны [116] , только в одном лице. А теперь позвольте мне предложить вам сделку – гипотетическую, естественно. Вы возвращаете мои бриллианты и бросаете это дело. Пусть другие сами о себе позаботятся. Рыночные отношения, капитализм, спрос и предложение – вот это я понимаю. Что посеешь, то и пожнешь.

116

…те три мудрые обезьяны… – Подразумеваются три мистические обезьяны – Мизару («не вижу зла»), Миказару («не слышу зла») и Мазару («не говорю зла»), олицетворяющие известный принцип буддистского мировоззрения: если я не вижу зла, не слышу зла и ничего не говорю о нем, то я защищен от него.

– Так Джерри Брандт пожал свое? – Я быстро хватаю его за руку. Он даже не морщится. – Оставьте Кирстен в покое.

Его глаза потемнели и сузились, за ними притаилось что-то ядовитое. Он думает, что я полный тупица, не способный придумать более утонченного способа вести допрос, чем пустить в ход кулак и палку. Так я себя веду.

– Вы знаете, кто такой Слонопотам? – спрашиваю я.

– Друг Винни-Пуха.

– Нет, это вы с Пятачком путаете. А Слонопотамы и бяки – это порождения

его фантазии, которые снятся ему в кошмарах. Он боится, что они украдут его мед. Их никто не видит, кроме Пуха. Вот кого вы мне напоминаете.

– Слонопотама?

– Нет. Медвежонка Пуха. Вы думаете, что мир населяют люди, которые хотят вас обокрасть.

Небо посерело, вечерний воздух тягуч и влажен. Боль пульсирует у меня в голове в собственном ритме, отличном от ритма работы мотора. Алексей подводит меня к сходням. Русский идет за ним, слишком широко размахивая левой рукой из-за кобуры, что висит у него под мышкой.

– Вы никогда не думали о том, чтобы заняться нормальным бизнесом? – спрашиваю я.

Алексей обдумывает мое предложение.

– Может, нам обоим пора сменить род занятий.

И тут я понимаю, что он прав: мы с ним не такие уж разные. Мы оба разрушили свою личную жизнь и потеряли своих детей. И еще мы оба слишком стары, чтобы заниматься другим делом. Две трети жизни я провел, ловя преступников, в основном мелких воришек и затюканных жизнью созданий. Алексей – вот тот объект, к которому я стремился. Он – моя цель. Он причина, по которой я выбрал свою профессию.

Когда я ступаю на сходни, русский оказывается в двух шагах позади. Веревочные поручни натянуты вдоль медных опор. Он приближается, и я чувствую, как теплый металл пистолета касается моего затылка, ероша короткие волосы.

Алексей объясняет:

– Мой сотрудник поедет с вами и заберет бриллианты.

В ту же секунду я бросаюсь в сторону и, схватившись за перила и повиснув над водой, накреняю сходни. Русский пролетает мимо меня.

Закинув здоровую ногу на палубу, я поднимаюсь. Алексей смотрит, как русский барахтается, пытаясь удержаться на плаву.

– По-моему, он не умеет плавать, – замечаю я.

– Некоторые люди не способны учиться, – равнодушно бросает Алексей.

Я снимаю с мачты спасательный круг и кидаю в воду. Русский прижимает его к груди.

– Последний вопрос: откуда вы знали, где выкуп попадет в реку? Вас кто-то должен был предупредить.

Алексей складывает губы в гримасе, но его взгляд пуст.

– У вас есть время до завтрашнего утра, чтобы вернуть мои бриллианты.

34

Али спит в переплетении трубок, несущих в ее тело необходимую жидкость, дающих ей возможность жить. Через определенные промежутки на смену предыдущему приходит новый пакет обезболивающего. Время измеряется этими промежутками.

– Вам нельзя оставаться, – говорит медицинская сестра. – Приходите утром, когда она проснется.

Коридоры больницы почти пусты. Я иду в комнату для посетителей, сажусь на стул и закрываю глаза. Как жаль, что мне не удалось объяснить все Алексею, но его ослепила собственная ненависть. Он не верит, что Микки жива. Он думает, что люди воспользовались его слабостью – его семьей.

Я вспоминаю Люка и думаю о том, что, возможно, Алексей прав. Даж до сих пор не может пережить потерю своей семьи. Я переживаю за Клэр и Майкла и ломаю голову над тем, в чем именно ошибся, строя наши отношения. Если бы нам было все безразлично, было бы легче.