Пропавшие без вести

Калбазов Константин Георгиевич

– На дочку посла загляделся! – засмеялся побратим. – Брось! Не по тебе лада! Сватали уже – не отдает лях! Княжича, верно, ждет.

– А сам он кто? – спросил Олята. – Князь?

– Какое! – махнул рукой Братша. – Одно звание, что посол, сам же голь бесштанная. Как приехал в Звенигород, дом снял за резану, а тот дом… У смердов избы лучше. Князь Иван подивился: посол да в таком хлеву? Велел выделить свободные хоромы, весь дал в кормление. Так лях в той веси каждую корову переглядел, всех свиней исчислил, кур разве что не щупал, – Братша ухмыльнулся. – Мне тамошний тиун сказывал. Скуп

лях, но дочке не жалеет: одевает, как княжну. Одна она у него. Может, потому не выдает – не хочет бобылем остаться.

– Как зовут? – спросил Олята.

– Ляха? Юлиуш.

– Дочку!

– Данута…

Назавтра Олята оседлал коня и отправился знакомой дорогой. В этот раз не повезло: Дануты во дворе не было. Олята проехал мимо раз, другой, даже постоял у тына – дева не вышла. Только занавеска в растворенном окошке ворохнулась – или это Оляте почудилось? Зато на крыльце появился знакомый холоп. Не таясь, он показал уноше здоровенный кулак.

К себе Олята вернулся мрачным. Плюхнувшись на лавку, застыл, глядя в потолок. На душе скребли кошки. А ведь жилось так славно! Посчастливилось Оляте попасть к Ивану, в ту пору – сотнику Некрасу. До него, утратив родителей, они с сестрой голодали и мерзли. У Некраса стало сытно. Олята не думал, что это надолго. Рассчитывал подкопить серебра и уйти. Завести избу, хозяйство, выдать замуж сестру. Судьба, подслушав, посмеялась и велела: «Забудь! Служи! Не пожалеешь!» И ведь не обманула! Нелегко далась Оляте сегодняшняя жизнь: с ворогом бился и в порубе сидел, но вывел его промысел божий. И десницей его был Некрас.

Оляна первой углядела, каков их хозяин, и прямо-таки прилипла к сотнику. Олята боялся, что добром это не кончится: побалуется Некрас, да и бросит. Иван и здесь не подвел: женился. Сын у сестры растет…

Служить Ивану было радостью, и Олята служил. Растил змея, учился им управлять. У сестры это получалось лучше, что неудивительно: Оляну зверюшки с детства обожали. После того как сестра, выйдя замуж, перестала летать, смок ее затосковал. Перестал есть, не хотел принимать другого хозяина. Оляте пришлось взять змея себе. Змей оправился и стал летать. Тогда и сказал Иван шурину: «Жалую тебя сотником! Главным над змеями!»

Надо ли говорить, как воспрянул Олята? В осьмнадцать годков – и сотник! И ведь по заслугам, не по родству. Никто лучше Оляты не управляет змеями. Вон как воеводу ляхов из седла выдернул! Подобное только Иван может. Его змеи как один слушаются, можно сказать, любят. И что удивительно: не растил их Иван, не обихаживал, не кормил изо рта жеваной рыбой, однако стоит князю показаться у озера, как смоки несутся стремглав и тянут к нему шеи, млея, когда Иван снисходит их погладить. Олята этого не понимал, но не удивлялся. Зять мог все. Бескровно завладеть княжеством, без сечи прогнать войско, предварительно ободрав с воев зброю, и даже объявить, что после него в Галиче будет править смерд.

Жизнь Оляты шла радостно, пока в ней не появилась Данута. Ранее девками он не увлекался – времени не было. Летом все время со смоками, зимой наступает время учений. Иван не позволяет дружине лениться, и это правильно. Со смоками рать в теплое время, зимой змеи спят. Это, к слову, великая тайна, ни один ворог не должен ведать. Разбудить смока зимой можно, но что далее? Кормится змей рыбой, та подо льдом. Попробуй налови! Каждому нужен воз. К тому же на холоде рыба мерзнет, а смок мороженую не ест. Так что пусть спит.

Если Олята не глядел на девок, то они – наоборот. Служанки, сталкиваясь с ним в хоромах, хихикали и томно опускали глаза. Как-то одна прижала уношу в уголке. Обняв за шею, стала нашептывать в ухо такой срам, что Олята залился краской. За этим занятием и застала их сестра, проходившая мимо.

Оторвав девку от брата, Оляна отвесила ей оплеуху (та ойкнула и убежала), после чего погрозила Оляте кулаком.

– Так она сама! – обиделся Олята. – Подумаешь! Другие вон с ними!

– Другие пускай! – прикрикнула сестра. – Ты не смей!

– Почему? – насупился Олята.

– Дурачок! – Оляна погладила его по щеке. – Зачем это тебе? Только избалуешься. Коли невтерпеж, женись! Найди девку добрую, хочешь, сама сыщу? Пойми, это сладко, когда у обоих впервые. До смерти помнить будете, что чистые и нецелованные слюбились!

«А с Некрасом как? – хотел возразить Олята. – У него до тебя вдова была!» Хорошо, что вовремя прикусил язык. Не стоило поминать. Вдова у Некраса была пригожей, сотник мог и жениться на ней, не погуби Улыбу лазутчик Великого. А кем была в ту пору Оляна? Сопливой девкой, стиравшей Некрасу порты. Иван ее в ложницу не тащил, сама влезла. Что неудивительно: к такому-то…

– Подумай! – велела сестра, отправляясь по своим делам.

И вот теперь, лежа на лавке, Олята этим и занимался. Дума выходила горькая. Лях не отдаст Дануту вчерашнему смерду. Да и сама дева к нему не расположена: вместо того чтоб выйти, послала холопа. А все потому, что он негожий. Разглядывая себя в ковше при умывании (зеркало стоило дорого, да и зачем оно уноше?), Олята видел продолговатое, скуластое лицо с крупным носом и тонкими губами. Ликом он пошел в отца, это Оляна – в мать, хотя лучше б наоборот. Хотя нет. Если б наоборот, Иван на сестре не женился бы. Сестра у него красавица. Как бы то ни было, о Дануте следовало забыть. Чего Оляте никак не хотелось, а найти выход из ситуации он не мог.

За этими размышлениями и застала его Оляна. Почувствовав настроение брата, присела на лавку и погладила Оляту по голове. Тот, растаяв, рассказал все – за язык не пришлось тянуть.

– Дурачок! – вздохнула сестра, когда Олята умолк. – Неужто ждал, что Данута сама на шею кинется? Так она же не сенная девка, что сама к тебе липнет. Ей ведать хочется, что у тебя к ней? На самом деле люба или нет? Снова приедешь, выйдет.

– Нет! – возразил Олята. – Я ей не по нраву. Негожий.

– Ты? – засмеялась Оляна. – Да девки в Звенигороде по тебе млеют! Высокий, статный, ликом как с иконы. А уж как вырядишься…

Олята недоверчиво засопел.

– Так! – подтвердила Оляна. – Пригожий у меня брат!

– Краше Некраса? – хмыкнул Олята.

– Краше его нет! – отрезала сестра. – Но ты не хуже! Так чтоб завтра же – к ней!

– А лях?

– Ты, главное, с Данутой сговорись! – улыбнулась Оляна. – Остальное не твоя забота.