Пропавший мальчик, пропавшая девочка

Страуб Питер

В комнате будто стало на пару градусов теплее и чуть темнее, как если бы верхний свет потускнел.

— О чем это вы?

— Об опознании. Женщина видит меня в парке, полицейский художник делает набросок, вы усмат­риваете сходство человека на портрете со мной... — Подняв голову, Ронни смотрел в зеркало поверх голо­вы Тима — И что это доказывает, сержант? Ровным счетом ничего. Это никоим образом нельзя считать основанием для ареста, если только общение с чело­веком в парке вдруг не стало квалифицироваться

как преступление.

— Полагаю, у них есть кое-что еще, — сказал Тим.

Ллойд-Джонс посмотрел на Тима как на милого, но туповатого школьника

— Ума не приложу, чем же так заинтересовал вас и мистера Пасмора домишко на Мичиган-стрит?

Тим достал из кармана фотографию, которую ему дал Филип, и подтолкнул ее по столу к сидящему на­против Ллойд-Джонсу. Тот ласково взглянул на сни­мок, брови его взлетели вверх, и он спросил

— Какой симпатичный юноша. Ваш сын?

— Племянник Марк Андерхилл. Вам знакомо его лицо? Не приходилось ли вам прежде встречаться с ним?

— Дайте подумать... — Ронни подтянул фотогра­фию поближе и склонился над ней.

От мысли о том, что он прикоснется к ней, Тиму стало тошно.

Ллойд-Джордж улыбнулся ему и, коснувшись снимка лишь кончиками пальцев, пустил его по сто­лу назад к Тиму.

— Нет, лицо мне не кажется знакомым, хотя на­верняка утверждать не могу, особенно по такой ста­рой фотографии.

— Марк был буквально околдован тем, что вы на­звали «домишком на Мичиган-стрит». Со слов его лучшего друга, он даже забрался туда и осмотрел дом. И нашел уйму интереснейших вещей. Ему не соста­вило большого труда понять, что происходило там.

— А вот это совсем нехорошо. Признаться, вы меня очень расстроили.

— Чем же, мистер Ллойд-Джонс?

— Пожалуйста, зовите меня Ронни. Я настаиваю.

Подумав о том, что из-за зеркала наблюдает Франц Полхаус, Тим уступил.

— Извольте.

— Благодарю. Разумеется, вызывает сожаление тот факт, что ваш племянник нарушил границы мо­ей собственности. И поскольку вы рассказали мне об этом, я должен признаться: несмотря на то что мне не удалось узнать его на этой фотографии, я во­обще-то обратил внимание, что время от времени какой-то подросток крутится вокруг тою дома.

— А как вам удалось заметить его, Ронни?

— Изнутри — как же еще! Из окна. Я периоди­чески пользовался этим домом как местом уедине­ния. Любил приезжать туда, чтобы собраться с мыс­лями. Там мне было невероятно покойно. Я просто сидел в потемках и — как вы, наверное, выразились бы — медитировал Пристальное и настойчивое вни­мание вашего племянника чрезвычайно нарушало мой покой. Как-то раз вечером они с другом даже осветили фонарем окно. А я как раз сидел в комнате и, так сказать, показался им. Глупые мальчишки на­пугались до смерти.

— Вы еще когда-нибудь пробовали «показывать­ся» моему племяннику?

Уголки губ Ронни дрогнули в улыбке:

— Да, пару раз. Однажды я стоял на вершине хол­ма спиной к нему. Пару раз я проделывал такие ве­щи. Хотел чуть припугнуть его, только и всего.

— Вы бывали у него дома? В частности, в день похорон матери Марка — не заходили к ним на кухню?

Ронни изобразил изумление:

— Пожалуйста, примите мои искренние собо­лезнования по случаю кончины вашей невестки. Нет, что вы, не заходил. Подобного у меня и в мыслях не было.

— А почему вы решили, что если повернетесь спиной к Марку, то напугаете его?

— Разумеется, тут все дело в Джозефе Калинда­ре. У него была привычка поворачиваться к фото­графам спиной. Он проделывал это при первой воз­можности. Полагаю, именно в личности Калиндара кроется причина пристального интереса мальчика к моим владениям.

— Да вы и сами интересовались Джозефом Калиндаром, разве нет?

— Было время — в этом городе многие интере­совались Джозефом Калиндаром.

— Может, и было — в восьмидесятом Но не те­перь.

— Не стал бы так категорично утверждать, Тим. Разве забыли люди о Джеке Потрошителе? Лично­стей с выдающимися достоинствами, как правило, помнят долгие годы после их смерти. Ведь так, со­гласитесь?

Стены комнаты будто сдвинулись, и стало труд­но дышать в отравленном воздухе. Злоба и тоска, ко­торые буквально излучал улыбающийся Ронни Ллойд-Джонс, заставили Тима почувствовать себя так, будто его замуровали в пещере вместе с ним. Будто Ронни стоял обеими ногами на его груди.

— Соглашусь — до некоторой степени.

— Я очень, очень рад слышать от вас это, Тим. Видите ли, у меня есть предложение для вас.

Тим догадывался, что за предложение сейчас по­следует, и ему вновь стало не по себе.

— Вы позволите мне быть искренним, Тим? Это лучшее, что я могу сделать сейчас.

— Да, прошу вас.

Тим был не в силах оторвать взгляд от точки на столе между своих широко расставленных рук. Мыш­цы шеи и плеч начали ныть. Давным-давно кто-то перочинным ножом вырезал на столешнице: «фсе копы сцуки».

— Вы превосходный писатель, Тим. Вы необы­чайно проницательны. Вы блестящий рассказчик.

— Оставьте, — попросил Тим.

— Мы можем принести друг другу уйму пользы. Я бы хотел, чтоб у нас с вами возникло что-то вроде партнерства. Как только я узнал, что за человек по­звонил в мою дверь вчера, я в ту же секунду понял, зачем вы пришли. Вы единственный на свете, кто мо­жет по-настоящему рассказать мою историю.

Не дав Тиму времени отреагировать, Ллойд-Джонс подался вперед и заставил его — будто сила­ми черной магии — встретиться с ним взглядом.