Пророчества и иже с ними
Шрифт:
— О да, для охотника за приданым это жизненно важно! — Я чувствовала себя законченной склочницей и оттого злилась еще больше.
— Его семья немногим беднее нашей и столь же знатная, — терпеливо напомнил отец.
— Потому что он еще не вступил в права наследования и не начал транжирить родительские деньги направо и налево! Посмотри, у него же на лице написано: «Мот и повеса»!
— Для юноши его лет и происхождения это нормально. Ничего, остепенится… поможем, если что. Но сегодня ты напрасно на него набросилась — парень пытался быть любезным, только и всего.
— Тоже
— Возможно, он думал, что тебе это понравится, — пожал плечами отец. — Например, твой дед обожал выслушивать соболезнования и принимать подарки, а один раз даже устроил репетицию собственных похорон. Уверял, что мертвому ему уже будет все равно, зато сейчас — в самый раз на поминках гульнуть…
— Папа!
— Извини, — вздохнул он, присаживаясь рядышком и устало откидываясь на спинку скамьи. — Утешение действительно сомнительное. Доченька, я понимаю, как тебе тяжело. Если бы я мог, я бы с радостью поменялся с тобой местами, но, увы, это не в наших силах…
— Да ничего ты не понимаешь. — Я тем не менее прильнула к отцу, положила голову ему на плечо. — Меня угнетает не судьба, а постоянные о ней напоминания. Эти дурацкие свитки с черными ленточками, букеты желтых роз, сочувственные взгляды, вздохи за спиной… И чем ближе мое двадцатипятилетие, тем хуже! Я теперь даже выйти никуда не могу. В гостях на меня смотрят, как на привидение, а у портного — как на сумасшедшую. Мол, зачем ей это? Надела бы темное платье до пят и сидела себе тихонечко на лавке под липкой, не портя людям настроение… а лучше вовсе в монастырь ушла, спешно грехи замаливать. Такое ощущение, что, если я, сломавшись, тихо и благопристойно повешусь в конюшне, все только вздохнут с облегчением: «Отмучилась, бедняжка!»
— Но ты же не собираешься этого делать, правда? — Отец отодвинулся, обеспокоенно заглядывая мне в глаза. — Скажи мне правду, Риона, ты действительно не помнишь, как забралась на крышу?
— Папа! — простонала я, пряча лицо в ладонях. — И ты туда же?! Ну неужели я так похожа на идиотку? Да я скорее сама кого-нибудь удавлю!
— Солнышко, надеюсь, это буду не я? — Отец шутливо вскинул руки к горлу, захрипел и выкатил глаза.
Я с рычанием кинулась на него и изобразила упоенное удушение. Заглянувший в беседку слуга деликатно шагнул назад, затаившись в тени. За десять лет службы в замке он и не такого навидался, однако мы, смутившись, прекратили дурачиться. Я сорвала с лозы большой темно-зеленый лист и принялась терзать уже его.
— Ты прав, па. Я не должна отравлять людям жизнь только потому, что моя подходит к концу. К тому же какой-нибудь бедняк без колебаний отдал бы отмеренные ему семьдесят лет за мои двадцать пять. Я безумно рада, что родилась именно в этом замке, у вас с мамой… и мне проще думать, что я лишь ненадолго уйду отсюда — и снова вернусь.
— Так оно и будет, детка, — серьезно подтвердил отец, накрывая мою руку своей ладонью. — Непременно.
«…почему же тогда у меня так мерзко на душе?..»
Я зло провела рукавом по глазам.
— Кирейн, вы что-то хотели?
— Да, госпожа. — Слуга невозмутимо перешагнул порог, и я только сейчас заметила у него
— Благодарю. — Отец, взмахом руки отпустив слугу, сломал печать и расправил пергамент. — Так… «Уважаемый… приглашаю вас… ежегодный магический турнир… банкет по окончанию… с дочерью…» Отлично, а то я уж начал волноваться! — Он поспешно скатал свиток.
«…надеюсь, это ее хоть немного развлечет». Я все-таки успела пробежать глазами последнюю строчку. Но огорчать отца очередной вспышкой гнева постыдилась.
— Можно подумать, без этой писульки тебя туда не пустят, — вымученно улыбнулась я. Ссориться со знаменитым магом градоправитель не рискнул бы даже с того света: найдет как и там достать. — Да на турнире весь город будет, плюс столько же приезжих. Вход — пять менок.
— Доча, дело не в «пустят». Людям нашего уровня неприлично ходить по сборищам, на которые их не приглашают. Тем более сидеть на одной лавке с простолюдинами. А это, — папа гордо помахал грамотой, — право на лучшие места под навесом.
— Который в прошлом году рухнул нам на головы, — не преминула напомнить я.
— Досадная случайность, заклинание срикошетило! — с жаром вступился отец за излишне увлекшихся коллег. — Городской маг клялся, что в этом году так заговорит шесты, что они не шелохнутся даже от «ледяного урагана».
— Ага, и будут единственными, что останется на облысевшем холме. Или вообще вместо холма.
— Так ты со мной не пойдешь? — огорчился папа.
— Конечно, пойду. Мне ли бояться каких-то там навесов? — не слишком удачно пошутила я и поспешила добавить: — К тому же мы с Даром поспорили, кто из магов выиграет турнир, и я хочу увидеть, как вытянется лицо нашего зазнайки.
— Вообще-то твой брат наказан, — нерешительно признался отец. — Это надо ж было додуматься — повесить на беседку пугал… визуальный фантом четвертого уровня! Да еще такой непотребный.
— Какой? — живо заинтересовалась я.
— Это не для ушей юных девушек, — с нажимом сказал папа, и я поняла, что Дар уговорил-таки знакомого тролля попозировать для съема матрицы в исконном боевом наряде, то бишь поясе с ножнами. — Бабушка едва не умерла от ужаса! — В папином вздохе сквозила горечь несбывшихся надежд.
— А может, от разочарования? — проворчала я. — Когда поняла, что это всего лишь фантом…
— Да, но если я отменю наказание, это будет непедагогично! — жалобно вздохнул отец.
— Зато весело. Где еще мы найдем такого ехидного герольда?
В прошлом году брат довел до икоты не только нас, но и соседей по лавкам, громко живописуя происходящее на ристалище. Один из участников, а именно знаменитый Ведул Крысолов, которому услужливо пересказали Даровы речи, публично заявил, что с удовольствием надрал бы паршивцу уши, но, к сожалению, не может поднять руку на ребенка, поэтому подождет, пока Дар вырастет, и убьет его на дуэли. Брат пришел в восторг и вместо того чтобы устрашиться и раскаяться, приналег на боевую магию.