Пророчество

Хольбайн Вольфганг

– Но как им это удастся?
– удивился Атон.- Ведь кроме Странника, меня и вас, никто в них больше не верит.

– Это может измениться,- отвечал Птах.

– И каким же образом?

Птах промолчал. Взгляд его все так же был устремлен на Атона, но казалось, он не видел мальчика.

– Боги живут за счет веры людей,- тихо промолвил он.- Не только их молитвы, надежды и желания дают им силу, но также и радость и умиротворение, рождающиеся в сердцах людей от этой веры. Однако страх и горе, отчаяние и смерть тоже служат им пищей. Безразлично,

страшатся люди богов или же любят их. Страх с той же силой поддерживает их власть, что и радость. Но он изменяет их. То, чем питаются они, определяет их сущность. Бастет, Изис и другие знают об этом и не желают такого существования. Но Гор и Осирис всегда питались человеческим страхом и болью.

– Минуточку,- перебил его Атон, уже запутавшийся в рассуждениях египтянина.- Вы имеете в виду, что...

– ...Бог, живущий злобой, сам становится жестоким.- Птах оставался серьезен.- Это то, что вы называете заколдованным кругом. Если страх поддерживает существование божества, то именно страх оно и вселяет в сердца верящих в него людей. Так что силы мрака становятся тем ужаснее и мощнее, чем больше злобы они распространяют, а власть света усиливается тогда, когда его лучи дают людям больше тепла, любви и доброты.

Атон поежился. Он вспомнил вдруг об одной фразе, когда-то прочитанной им в книге, и значение этих слов стало понятным ему только теперь: «Каждый народ получает себе такого бога, которого он заслуживает». Он сказал об этом Птаху, и египтянин кивнул.

– Слова эти были произнесены человеком очень мудрым, и в них на самом деле заложен смысл куда больший, нежели сам он это осознавал. Чему суждено случиться, того не предотвратить, Атон. Через три дня так или иначе мертвые восстанут из могил. И озлобленные воины, отдавшие жизнь за своего повелителя, Эхнатона, принесут с собой страх и злобу, в результате чего вновь в сердцах людей пробудится вера в древних богов. И Осирис и Гор надеются на то, что хоть Странник и обретет покой, но страдание, которое будет сопровождать его смерть, усилит мощь этих божеств.

– Значит... значит, вы явились сюда не за тем, чтобы исполнить пророчество?
– запинаясь, пробормотал Атон. Он окончательно запутался. С каждой новой фразой Птаха мальчик по-новому осмысливал его слова.

Птах покачал головой. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль.

– Как бы я хотел это сделать,- сказал он.- Ведь Странник так жаждет покоя после бесчисленных столетий, исполненных скитаниями по свету. Но произойти этого не должно. Он будет вынужден жить и далее. Кто-то должен предотвратить восстание мертвецов из могил.

– Но как?
– удивился Атон.

– А вот этого я не знаю,- сознался Птах.- Мне известно лишь одно: ты и я, Атон, единственные, кто может повлиять на это.

– Мы?
– растерянно пробормотал Атон.- Но почему... почему мы? Почему именно я?

Птах печально взглянул на него. А когда мальчик уже отчаялся получить ответ, египтянин вдруг промолвил:

– Потому что ты единственный

в этом мире человек, способный пробудить их к жизни.

Глава Двадцатая

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАИР

Самолет приземлился в аэропорту Каира точно по расписанию - глубокой ночью. В просторном зале современного здания их встретила веселая восточная музыка. Вокруг толпились группки оживленно разговаривающих пестро одетых людей. За стеклянными дверями можно было видеть целую шеренгу выстроившихся такси, главным образом старых, видавших виды машин. Водители в ожидании клиентов уже заняли позиции на противоположной стороне таможенного барьера.

Ситуация с документами и таможенным контролем повторилась, но на этот раз Птах не ограничился одним лишь взглядом, а даже перебросился парой слов с чиновником в униформе. Сразу после этого они беспрепятственно пересекли барьер, провожаемые удивленными и сердитыми взглядами попутчиков, вынужденных смириться с длительной процедурой въездного контроля.

Поскольку никакого багажа у них не было, Атон с Птахом в аэропорту не задержались.

Выйдя на улицу и направляясь к одному из ожидавших такси, Атон с удивлением обнаружил, что на улице тепло. Хотя здесь, в Египте, тоже была середина зимы, люди были одеты почти по-летнему. Немудрено: они находились недалеко от экватора.

– Куда едем?
– осведомился он, когда Птах на родном языке назвал водителю конечный пункт поездки. Это были первые его слова за последние два часа, и Атон даже не рассчитывал на ответ. Но Птах не обиделся на его упорное молчание во время полета.

– Сначала - к моему хорошему другу,- ответил он.- Там мы сможем переночевать. А с утра отправимся дальше.

Атон вспомнил о том, как он как-то раз побывал в гостях у одного из друзей Птаха.

– Не волнуйся,- успокоил мальчика египтянин.- С тобой ничего не случится.

Атон не возражал, но Птах и тогда говорил ему то же самое.

Пытаясь отвлечься, Атон выглянул в окошко. Но мысли его то и дело возвращались к одному и тому же вопросу.

– Здесь, в Каире, сейчас находится моя мама,- осторожно начал он.

– Я знаю,- односложно отвечал Птах.

– И я хотел бы повидаться с ней,- продолжал Атон, задетый резким тоном египтянина. Птах молчал.

– Я хочу убедиться в том, что у нее все в порядке. Могу пообещать, что ни о чем ей рассказывать не буду.

– Я тебе верю,- серьезно произнес Птах.- Но так поступать было бы неумно. Пока она находится в отеле и не знает, что ты здесь, она вне опасности. Но ситуация может измениться, если Осирис и его ищейки обратят на нее внимание.

Это Атон понимал и сам. Но ответ египтянина сбил его с толку: беспокойство его могло быть как вполне искренней заботой, так и искусно замаскированной угрозой.

Птах, видимо, отгадал мысли мальчика, так как голос его прозвучал очень печально:

– Ты все еще не веришь мне.