Пророчество
Шрифт:
Если в зеркале спрятано тайное сообщение, так, возможно, и другие дары имеют некий смысл, внятный лишь дарителю и той, для кого они предназначались? Кольцо с французской надписью — буква в ней конечно же пропущена с умыслом.
Sa Virtu M'Atire — чья добродетель? Сесилии? Или кого-то другого? Мне кольцо налезало только на мизинец, хотя у меня тонкие пальцы; оно было явно изготовлено не для мужской руки. Я кое-как надел его и повернул руку, чтобы разглядеть надпись под другим углом, и тут заметил красное пятно на другом пальце, на указательном, который я час тому назад смочил духами. Кожа натянулась, волдырь зачесался, а когда я потер его, как огнем полыхнул. Ничего себе духи, ужаснулся я. Хорошо еще, на вкус не попробовал. Что за дешевка в таком дорогом флаконе, да и прочие подарки недешево стоили. И тут на меня снизошло
С кем же поговорить? Я не мог прямиком отправиться с этим к Уолсингему, хотя он-то и подключил меня к расследованию убийства Сесилии Эш, вернее, не хотел обращаться к нему, пока не соберу доказательства в пользу моей теории. Есть еще, конечно, Фаулер. Уолсингем назначил мне его в связные вместо Сидни, и по уму следовало доставить ценную информацию ему, хотя сдержанный, непроницаемый шотландец отнюдь не внушал мне такой симпатии, как яркий и шумный Филип Сидни. Тяжело опустившись на кровать, я загрустил о том, что остался без дружеской поддержки Сидни; он-то женился, а я в Англии один-одинешенек. Однако с Фаулером не хотелось делиться и по другой причине, не только потому, что наш с ним контакт предназначался исключительно для передачи сведений о заговоре, зреющем в недрах Солсбери-корта. Нет, это было личное дело, вопрос чести. Эбигейл доверила мне тайну Сесилии Эш, и я должен был сам пройти до конца по этому следу, проявить свои таланты, отыскав убийцу самостоятельно, не вовлекая человека вроде Фаулера, который составлял мне конкуренцию в борьбе за расположение Уолсингема, пусть министр и велел нам работать вместе.
Отойдя к окну, я облокотился на подоконник и слепо уставился в вечереющее небо: оно сделалось уже пламенно-рыжего цвета. Окно моей комнаты выходило на заднюю сторону здания, оттуда я видел сады, простиравшиеся до коричневой полосы Темзы шириной с проезжую улицу, заходящее солнце отражалось в ее медленно текущих водах. Я решил не лгать самому себе и признался, что боюсь. Каков бы ни оказался исход всех этих заговоров вокруг Марии Стюарт, будущность моя висела на волоске, теперь я вполне отчетливо это понимал. Если вторжение, до сих пор казавшееся запоздалой фантазией о мести, питаемой лишенными владения дворянами и несчастной пленной королевой, сделается реальностью, у меня во вновь окатоличенной Англии не останется ни малейшего шанса выжить. С другой стороны, если планам этим не дадут осуществиться, как я надеялся, Кастельно, едва станет известно о его причастности к заговору, скорее всего выдворят с острова, а если изгонят его, я, утратив доступ к интригам французского посольства, вряд ли буду представлять для Уолсингема и английского двора ценность сам по себе. Вот если бы, подумалось мне, я нашел убийцу Сесилии Эш, королева Елизавета не могла бы впредь сомневаться в моей пригодности и полезности.
И тут я сообразил, есть у меня друг, с которым можно поговорить, причем этот человек обладает как раз теми знаниями, что потребны для проверки моей гипотезы насчет духов и перстня, и притом умеет хранить молчание. В суматохе последних дней я чуть было не позабыл о нем, но он-то знает о великой конъюнкции больше, чем любой другой житель Лондона. Завтра, дал я себе зарок, завтра же я вернусь в Мортлейк, в дом доктора Ди.
Глава 6
Мортлейк, Лондон, 29 сентября, лето Господне 1583
Библиотека доктора Ди представляется, на мой взгляд, одним из неоцененных сокровищ этого туманного и дождливого острова. Дом доктора Ди расползся во все стороны пристройками, флигелями, потайными комнатами, так что снаружи невозможно оценить истинную форму коттеджа, принадлежавшего некогда его матери; это зерно нынешнего дома спрятано где-то глубоко в лабиринте. Все пристройки осуществлены согласно планам, начертанным собственной рукой доктора Ди, по эзотерическим соображениям для задач, сопряженных
Одни полки загромождены старинными картами, намотанными на деревянные валики, они сложены друг на друга. На других покоятся шкатулки с древними манускриптами на пергаменте с обильно позолоченными иллюстрациями. Доктор спас их из гибнущих английских монастырей. Есть тут и книги, в погоне за которыми доктор Ди пересек всю Европу; книги, обошедшиеся ему в годовое жалованье; книги в переплете из роскошной темно-коричневой телячьей кожи с медными застежками; книги, за владение которыми в иных странах его бы сожгли на костре. Здесь и «О тайной философии» Корнелия Агриппы, «Книга опытов» мистика Раймунда Луллия, «Трактат о магии» Бургона, писания Николая Коперника и труды аббата Тритемия по криптографии. В зависимости от интересов вы найдете труды по математике, металлургии, гаданиям, ботанике, навигации, музыке, астрономии; сочинения о приливах, риторике и вообще о любой отрасли знаний, которую люди вздумали предать перу и чернилам. В одном углу библиотеки он держит пару раскрашенных глобусов на бронзовых подставках: один изображает Землю, а другой — небеса, это подарок великого картографа Меркатора. В другом углу стоит полутораметровой высоты квадрант и некоторые устройства его собственного изобретения, с помощью которых доктор Ди измеряет движение планет.
За этой пещерообразной библиотекой со сводчатым деревянным потолком, где нередко натыкаешься на измученных длительным путешествием ученых и писателей (они долгие дни едут верхом или даже пересекают море, чтобы свериться с книгами, единственные экземпляры которых хранятся у доктора Ди), располагаются внутренние помещения, куда допускаются лишь самые надежные друзья и сотрудники: алхимическая лаборатория и личный кабинет, святилище доктора Ди.
— Думаешь, это яд? — пробормотал доктор Ди, направляясь к рабочему столу своей лаборатории.
Он поднес флакончик с духами поближе к масляной лампе, которая свисала у него над головой, и грани флакона заблестели, отражая свет, когда он так и эдак поворачивал его перед глазами. На улице все еще стояла дивная погода, последнее летнее тепло прощалось с Англией, но в лаборатории ставни всегда закрыты. В этом помещении чувствуешь себя точно в чреве чудища: темно, от постоянно горящих печек идет жар и комната словно пульсирует собственной жизнью. Объемные, соединенные друг с другом сосуды; глиняные, стеклянные и медные колбы, расставленные на шести стойках, то и дело пузырятся и пыхтят, словно беседуют на тайном языке друг с другом. Облака пара проплывают под потолком и липкими ручейками стекают по облезлым стенам. Сегодня в комнате пахнет скверно, то ли гнилью, то ли скотным двором.
— А! — легкомысленно ухмыльнулся доктор Ди, точно маленький проказливый мальчишка, заметив, как я морщу нос. — Я дистиллирую конский навоз.
— Чего ради?
— Узнаем, когда что-нибудь из него извлечем.
Он открыл флакон и понюхал жидкость — так опытный дегустатор обоняет новое вино. Хотел бы я знать, как можно распознать запах, когда все забивает вонь кипящего навоза.
— Хм. Изготовлено на основе розовой воды, но ты прав: туда что-то подмешано едкое. Покажи-ка мне еще раз палец.
Он повернул мою ладонь к свету. Красное пятно в том месте, где я капнул духами, побледнело, но вздулся небольшой волдырь.
Ди задумчиво кивнул:
— Концентрированный сок довольно многих ягод и растений может вызвать такой эффект. Было бы очень больно, попади эта жидкость на чувствительные места, которые обычно прыскают духами. Скверная шутка, если не что-то похуже.
— А если это выпить? Отравишься?
Доктор нахмурился:
— Зависит от конкретного состава. Но как он мог рассчитывать на то, что девушка станет пить духи?