Пророк
Шрифт:
Эх, красота! Даже захотелось открыть окно и выпрыгнуть наружу с воплем. С разбегу броситься в эту голубовато-зелёную красоту, а потом выползти на белый песок, раскинуть руки и хорошенько прожариться в ультрафиолете. Когда-нибудь я раскачаюсь до уровня инки и устрою себе такой же домик. Чтобы в окно спальни глядели заснеженные горные вершины, а гостиную заливало тропическое солнце. И душевая комната с выходом к водопаду. В общем, пока разум просчитывал вероятности и вносил правки в первоначальное плетение, сибаритская часть меня уже готовилась к нелёгкой доле ткущего реальность.
– Что ж, – Аскар вышел из режима созерцания. – Давайте
Вот обломщик! То есть, в постоянном режиме домик такой работать не сможет? Обидно! Ладно. Прав индеец, до домика или хотя бы пляжа ещё нужно дожить. Дел выше крыши.
Поднявшись на ноги и следуя за инкой, я вдруг вспомнил, что не задал ещё один, очень интересующий меня вопрос.
– Хотел спросить, пока мы не разлетелись по разным мирам…
Мужчина повернулся и вопросительно поднял бровь. Мол, ну что ещё, я и так много времени на тебя потратил. Но без досады, а так – аристократично.
– Силы Ткача очень велики. С точки зрения обычного человека – на уровне бога. Я не про свои, но в перспективе, вы понимаете?
Молчаливый кивок.
– Так вот. Неужели нет никаких ограничений? Ни за что не поверю, что нет какого-то дополнительного условия, прописанного мелким шрифтом на пятьсот тридцать девятой странице договора.
Некоторое время правитель ушедшего из этой Параллели народа молчал, буравя меня ничего не выражающим взглядом. Затем кивнул ещё раз.
– Верно. Наши способности – часть большей силы. Её нельзя отнести к созиданию или хаосу – она и то, и другое. Плату она берёт. Но не думаю, что при вашей жизни этот вопрос станет актуальным.
Ну, спасибо! Непонятно даже – это пренебрежительная оценка или ободрение?
– А можно без метафор? Для начинающих Ткачей, – приборзел я. Ложечки-то у него в руках не было.
К счастью, инка не посчитал мою реплику за дерзость, даже соизволил улыбнуться глазами.
– Чем больше вы вносите изменений в мир, Игорь, тем больше изменяете себя. Не характер или привычки, не систему ценностей и жизненных приоритетов. Именно себя. На энергетическом уровне. Кто-то из моих предков считал это эволюцией. Естественным и закономерным развитием вида. Другие утверждали, что личность, в итоге, утрачивается, растворяясь в силе, породившей нас. Тоже эволюция, в своём роде. Не берусь судить, если честно. На текущий момент для вас это не слишком важно.
А ведь где-то так я и думал. Собственная отстранённость последних недель – что, если не изменение? Блин, даже в мелочах если смотреть – у меня и мысли не возникло сделать Челию своей любовницей! Нет, понятно, что спать с ней опасно, как целовать ядовитую змею, но ведь даже мимолетно этого не пожелал! Приятно, конечно, что появилась привычка думать головой, но ведь и о радостях бытия забывать не стоит.
На первом этаже, в сувенирной лавке, ничего не изменилось. Альдо досадливо кривил губы, глядя прямо перед собой, Челиа с интересом рассматривала безделушку – по виду тайский амулет или что-то такое. Нашего отсутствия никто даже не заметил.
Индеец шагнул за стойку и неуловимо потёк, изменяясь. Вроде бы внешность его осталась той же самой: краснокожий миллионер с косой до лопаток, но сама суть Сапа Инки исчезла без следа. Искательно перебегали с меня на рыжую чёрные глазки, пальцы на руках нервно подрагивали, а плечи уже не держали небосвод. Ткач ушёл не прощаясь, оставив куклу.
– Самовар и этот амулет, – бросил я ему. Надо же было что-то купить, да и всегда хотелось попробовать поиграться с самоваром. Не представляю даже, как он работает. Замер на миг, просчитывая вероятности, и добавил в сторону Тени: – Альдо, расплатитесь – я без наличных. Мы ждём вас в машине.
Не обращая внимания на уже откровенную злость во взгляде своего надсмотрщика, вышел на улицу и сразу попал под мерзопакостный дождь.
Добро пожаловать в зимний Рим, товарищ Ткач. Посидели у пляжа, и будет.
Глава 22. Убить ищейку
“Исполнено”.
Самойлов глянул на экран одноразового телефона, несколько раз перечитал сообщение и, неожиданно даже для себя, выругался. Восхищённо – смогли-таки! Проходящая мимо молодая мамочка, буксирующая укутанного по брови карапуза, неодобрительно поджала губы.
“А с виду такой приличный мужчина!” – сообщил её взгляд.
“Мужу претензии предъявляй!” – ответно отзеркалил Глеб. Сунул телефон в карман длинного пуховика и торопливо двинулся к своему “Москвичу”. Напряжение, ещё минуту назад владеющее им полностью, стало растворяться, сменяясь, как ни странно, опустошением. Казалось бы – с чего это? Дело сделано, очередная задача промаркирована галочкой. Облегчение подошло бы больше.
Антошин вышел на связь несколько дней назад. Каким-то образом, даже находясь в плену, он умудрился получить доступ к телефону. Первое сообщение явно было установочным и пришло на личный номер следователя. Ни одного слова оно не содержало, вместо него на экране отображалось только двоеточие и закрытая скобка. Привычное символ-окончание любого сообщения от боярина-иномирянина. Называл он его английским словом “смайл” и утверждал, что сочетание этих двух знаков в его родной Параллели используется для отображения эмоций в переписке. Ещё одна причина, по которой Самойлов запрещал себе проявлять любопытство в отношении родного мира Игоря. Слишком уж тот был странным.
Зато и ошибка исключалось – больше никто в мире не мог отправить ему такой знак.
Вторым сообщением, с другого, кстати, номера, пришло название гостиницы, в которой – а ведь уже почти три месяца прошло! – на них напал ватиканский палач. Благовещенский “Албазин” был примечателен ещё и тем, что жил вне законов рентабельности, используясь больше как загородный клуб для княжеской семьи и их знакомых, нежели по прямому назначению. Там селили важных гостей, дипломатов и почётных пленников, поскольку раскинувшаяся на несколько гектаров территория возле реки охранялась не хуже режимного объекта. Именно там сейчас проживал беглый немецкий пророк и его видящий. Имеющие не очень понятный статус: то ли гости, то ли пленники. Через них Игорь обычно и передавал информацию.
Уже тогда следователь почувствовал подвох. Какой-то нехороший запашок шёл от этого послания, от самого факта, что Антошин использовал куда менее надежный канал связи, чем у него уже имелся. Не потому ли, что информация должна была пройти мимо Экхарта? Человека, который был полностью посвящён в дела благовещенского пророка?
Он не стал никого информировать, в том числе и воеводу с князем. Хотя и рисковал милостью владетеля – всё, что касалось пленённого родича, требовалось максимально быстро доносить до его ушей и глаз. Но он решил посмотреть, что будет дальше. И не прогадал.