Пророки и поэты
Шрифт:
Даже риторика Шекспира - средство художественной выразительности. Он широко пользовался метафорой, сравнением, аллегорией, гиперболой. Его речь красочна и афористична.
О! Разве, думая о льдах Кавказа,
Ты можешь руку положить в огонь?
И разве утолишь ты жгучий голод,
Воображая пиршественный стол?
И разве голым ляжешь в снег январский,
Себе представив летнюю жару?
Нет! Если вспомнишь о хорошем,
Еще острее чувствуешь плохое!
Тоска так больно потому грызет,
Что от ее укусов кровь нейдет.
Или:
Поговорим о смерти, о червях.
Нам
В него слезами впишем нашу скорбь.
Нам надлежит составить завещанье,
Избрать душеприказчиков. Но что же,
Что вправе завещать мы? Плоть земле?
Владеет враг всем нашим достояньем.
А нам принадлежит лишь наша смерть
Да эта жалкая щепотка глины,
Что служит оболочкою костям...
Внутри венца, который окружает
Нам, государям, бренное чело,
Сидит на троне смерть, шутиха злая...
Да, Шекспир риторичен, но это особая риторика поэтическая, афористическая, живая, многокрасочная. образная, являющаяся важным средством повышения вы разительности речи:
О, если б все имеющие власть
Громами управляли, как Юпитер,
Сам громовержец был бы оглушен.
Ведь каждый жалкий, маленький чиновник
Гремел бы в небесах,
И все гремел бы. Небо милосердней:
Оно своею грозною стрелой
Охотней дуб могучий поражает,
Чем мирту нежную. Но человек,
Но гордый человек, что облечен
Минутным кратковременным величьем
И так в себе уверен, что не помнит,
Что хрупок, как стекло, - он перед небом
Кривляется, как злая обезьяна,
И так, что плачут ангелы над ним,
Которые, будь смертными они,
Наверно бы, до смерти досмеялись.
Шекспир был чуток к вкусам публики и писал "на потребу", но, удовлетворяя социальный заказ, он прятал в масс-культуре - авантюрности, грубости, вульгарности - ту многослойность, которая делает детектив, триллер, драму ужасов великим произведением искусства. Хотя во всех отношениях он антипод Достоевского, в этом - трудно найти другого художника, столь близкого Шекспиру.
Да, работа для публики требовала от Шекспира следования ее вкусам, и даже в зените славы стареющий поэт не мог отказаться от "шоковой терапии". Все шекспировские сюжеты содержат сенсацию: убийство, месть, низложение монарха, гибель полководца, кораблекрушение, братоубийство, изгнание отца, попытка вырезать фунт мяса из живого человека. Но все это - лишь поверхностный слой, приманка, затравка. Ведь зрители "Глобуса" жаждали сильных впечатлений и требовали, чтобы им щекотали нервы. По словам Аникста, молодой Шекспир "переиродил" всех авторов кровавых трагедий, нагромоздив в Тите Андронике четырнадцать убийств, три отрубленные руки, отрезанный язык, человека, заживо закопанного в землю, мать, съедающую пирог с мясом убитых сыновей...
Так называемая "вульгарность" и "похабщина", грубые и скабрезные шутки - это жизненная правда и прямота, помимо прочего необходимая для развлечения плебса. Таковы диалоги Елены и Пароля о девственности ("Конец - делу венец") и Лаунса и Спида ("Два веронца"), построенные на фонтане каламбуров, обыгрывающих слово "стоять".
– Прекрасная мысль - лежать между девичьих ног.
– Вы колок, принц.
– Вам пришлось бы постонать, прежде чем притупится мое острие.
Драматургическое творчество Шекспира неровно. Здесь, видимо, сказались многие факторы: напряженная работа, усталость, нездоровье. Мастерство требовало опыта, а опыт был сопряжен с изнурительным трудом. Шекспир был новатором и экспериментатором, а постоянное экспериментирование не гарантирует постоянной удачи даже гению. При общем росте мастерства Шекспир не был застрахован от слабостей и анахронизмов. Тем не менее ошибкой исследователей, занимающихся отбраковкой и восстановлением подлинных текстов Шекспира, была ориентация на "очищение" канона от слабых и плохих пьес. Скажем, кровавая трагедия "Тит Андроник" шокировала критиков, идеализировавших Шекспира, тем, что слишком уж отвечала потребам публики. По этой причине она около двухсот лет не появлялась на сцене. Когда же в 1955-м Питер Брук возобновил постановку, оказалось, что она не только сценична, но и весьма современна.
КОСМИЧНОСТЬ
Шекспир, как никто, скрыт за своими созданиями, они от
него отделились и живут сами по себе, как вовсе не имеющие
творца.
Зиммель
Отелло, Гамлет, Фальстаф - эти шекспировские герои, подобно
Прометею, Дон Кихоту, Фаусту, Tapтюфу, Робинзону Крузо, Пиквику и
другим величайшим образцам мировой литературы, единожды созданные их
творцами, отделились от своего первоисточника и стали "вечными
спутниками" человечества. Каждая эпоха обогащала их новыми
интерпретациями, делала участниками своего духовного бытия.
Можно говорить об единой отправной точке в характеристике столь
различных натур, как Брут и Отелло, Лир и Антоний, Кориолан и Тимон.
Всех их отличает правдивость, нелюбовь к лести и прямота до резкости
или грубости. Им всем свойственна доверчивость, наивность до
ослепления и вера в свои силы. Их поведение обнаруживает
целеустремленность, храбрость и щедрость героически широких натур.
Поэтике Шекспира присущи многоголосье, многогранность характеров, многокрасочность, многообразие художественных средств, космическая масштабность, могущественность - качества, испаряющиеся как дым у всех неофитов и прозелитов, перерабатывающих его пьесы "на новый лад", и возникающие из ничего в драмах, переработанных самим Шекспиром. Черпая, он, как Зевс, вдувал в землю дух, оживлял прах, делал смертное бессмертным.
...Драмы Шекспира... Это не поэтические произведения. Читая их, с
ужасом видишь перед собой книгу человеческих судеб и слышишь, как
бурный вихрь жизни с шумом переворачивает ее листы...
Шекспир - это не только английский драматург, написавший на
рубеже XVI и XVII веков около трех с половиной десятков пьес. Это
также грандиозный мир идей и художественных открытий, который получил
самостоятельное существование, стал всеобщим достоянием, воздухом,
хлебом насущным для искусства разных времен и народов.