Прорыв реальности

Бурносов Юрий Николаевич

– В том-то и дело, – вздохнул он. – Нам много мусора навешали, а по сути не объяснили ничего. Музыкальные замки, артефакты, о которых никто не слышал. На боевое задание с таким стартовым пакетом не ходят.

– Я думаю, все обойдется, – сказал Виктор, стараясь скрыть фальшь. – А что Фармер думает?

– Шут его знает. Он в последнее время себе на уме. Самоуверенным стал.

– А ты не таким был в его годы?

– Да я вроде и сейчас скромностью не болею. Хотя в его годы я сидел дома и пялился в ящик.

– Не верю, – сказал Виктор.

– Правильно делаешь. Но помечтать-то я могу?

Они помолчали. Виктор не нашел, что еще сказать.

– Ладно, я пошел, – вымолвил Борланд. – До вечера надо

отоспаться. Пока сгоняю к оружейнику, есть у меня одна идея на уме, как юбилейчик отпраздновать.

– Увидимся перед заданием, – сказал детектив.

– Ага.

Когда Борланд ушел, Виктор направился на этаж, где находилось корпоративное кафе. Взял двойной кофе, сел в дальний угол, чтобы видеть всех вокруг.

Закурив, детектив схватился руками за голову. Дурное предчувствие не оставляло его. Слишком много переменных в предстоящей работе. Вроде бы есть конкретика, а вместе с тем и нет. Борланд был прав – им толком ничего не рассказали. Между тем в любом задании просто необходимо отталкиваться хоть от какой-то константы. Если ее нет, то ее необходимо установить. С другой стороны, с чего он взял, что тут вообще есть над чем думать? Приехать, слушать указания командира, вернуться живым. Вроде ничего особенного, тем более что сам ввязался. Уже не в первый раз он делает что-то, имея куда меньше данных. Не сложнее, чем просунуть нитку в иголку. Но откуда у него уверенность, что эта нитка станет началом запутанного клубка? Почему же ему именно в этот день так важно изначально выяснить все детали?

– Здравствуй, Виктор, – услышал он тихий женский голос. – Можно присесть?

– Ольга, – проговорил Виктор, не поднимая головы. – Во всем Центре не так много женщин обращаются ко мне по имени.

– Не всем же называть тебя Совун, – улыбнулась девушка, садясь рядом с ним.

В ее устах кличка звучала как укор. Было в этом что-то неприятное. Светлый образ Ольги и его давнишний оперативный псевдоним слишком плохо сочетались друг с другом.

– Не называй меня так, – попросил сыщик. – Для тебя я просто Виктор. Сегодня вечером мало кто вспомнит мое имя.

– Главное, что его завтра не забудут.

Отхлебнув кофе, Виктор помешал его ложкой. Хороший способ потянуть время. Вроде размешал кофеинки сам, а теперь надо ждать, пока они осядут. Повторять, пока не пропадет желание сидеть на месте. Или пока кофе не превратится в лед. А покидать место детектив пока не желал. Заботливые интонации Ольги опьяняли его и вместе с тем заставляли держать дистанцию, как и всегда. Он не был уверен, что нравится девушке. Возможно, он бы даже предпочел, чтобы она заботилась обо всех сотрудниках ОРАКУЛа, как о нем. Как единственный объект ее интереса Виктор ощущал себя чем-то обязанным. Да и можно ли было назвать Ольгу девушкой в плане прожитых ею лет – он тоже не знал. Ее возраст определить на глаз было невозможно. Такой могло быть и двадцать, и тридцать семь. Ближе ко второй границе, чем к первой, поскольку в юном возрасте ее бы не взяли работать в Центр. Хотя о сути ее работы Виктор тоже ничего не знал, пусть даже никаких секретов здесь не было. Виктор часто порывался выяснить что-то про Ольгу, просто так, безо всякой конкретной причины. Он этого не сделал лишь потому, что, начни он копать под нее, и это бы значило, что причины интереса все же есть. К тому же просыпалась совесть, обычно спящая, когда речь заходила о слежке. Виктор все еще не знал, чем конкретно Ольга Короткова должна заниматься в ЦАЯ, замужем ли она и есть ли у нее дети. Не знал ни скелетов в шкафу, ни официальной легенды – если таковая существовала. Ольга была просто коллегой, выполнявшей самый разный набор обязанностей: от патологоанатома до биолога или порой следователя. Она воплощала в себе тот самый элемент неизвестности, который, с точки зрения Виктора, делал человека интересным. Он просто

работал изо дня в день, зная, что где-то в этом здании есть эта женщина, занимающаяся своими делами, которая, возможно, иногда его вспоминает. Однако сегодня, здесь и сейчас, Ольга могла оказаться спасением от одиночества.

– Послушай, – хрипло произнес Виктор. – Ты знаешь о сегодняшнем задании?

– Да, – ответила девушка. – Я готовлю «расщепитель». Слежу, чтобы он не вышел из строя в нужный момент.

– Да, это было бы здорово, – сказал Виктор, не заметив, что фраза вышла противоположной по смыслу. – Сегодня мне придется с ним работать.

– Тогда я все еще раз перепроверю, – опять улыбнулась Ольга.

– Хорошо. Слушай, я хотел спросить. В случае потерь с нашей стороны… я имею в виду, в случае, если кто-нибудь умирает, ты всегда выезжаешь на место?

– Всегда. Если агент гибнет на операции – моя задача сделать все, что следует.

Виктор не стал уточнять, что она имела в виду. Значит ли это, что Ольга создает погибшему нужный уровень легенды, чтобы родственники получили пособие? Или же всего лишь ползает на коленях, вытирая пятна крови? Виктор живо вообразил себе картинку: вот он умирает на задании, сраженный вражеской пулей, и Ольга застегивает молнию над его застывшим лицом. И эта женщина, с которой он сейчас пьет кофе, будет делать ему вскрытие, увидев полностью снаружи и изнутри. Затем она сядет писать отчет, чтобы на будущий день успокаивать в кафе очередного смертника.

– Я просто хотел узнать, – проговорил детектив и откашлялся. – Я просто…

– Не торопись. Ты сегодня выедешь на задание?

– Да.

– Я буду там, – твердо сказала Ольга. Звучало так, словно она приедет только ради него. Ее ясные, проницательные и очень умные глаза следили за детективом. Виктор порадовался, что не видит в них отражения собственного взгляда.

– Будь осторожна, – сказал он, встал и пошел к себе в кабинет.

Ответа не последовало, что заставило детектива с отвращением к себе перевести дух. Он бы не выдержал какой-нибудь банальности в ответ.

* * *

Следующие несколько часов Виктор просидел в кабинете, закрывшись на ключ. Он старался ни о чем не думать и ничего не чувствовать, но удержаться от того и другого сразу было слишком непосильной задачей.

ЦАЯ оказался слишком специфичным местом, напоминавшим государственную контору, где не было ни единого незаменимого человека. Раньше Виктор считал, что работа здесь – призвание для каждого, кто попадает в эти стены. Оказалось, что нет. Недаром в Центре имелся даже исправно работающий отдел кадров, хотя Виктор не мог представить себе механику их текучки. Никого ведь нынче не угомонишь бумажкой по поводу неразглашения государственной тайны. Пришел человек и ушел, унося с собой информацию о существовании Зоны. И всем наплевать, словно в этом и состоял план популяризации всякой аномальной чертовщины в народе.

Сперва тебя при вербовке окучивают красивыми словами о том, как ты нужен стране. Учитывая, что Виктор так и оставался украинцем, – стране чужой, ибо сейчас он находится в Москве. Затем делают упор на то, как много ты можешь на этом деле поднять. А на практике видишь, как вся система отлично справляется без тебя, каждый день напоминая, что ты не нужен. Возможно, для сталкеров это было делом привычным. Виктор же ощущал острую нехватку свободы – несмотря на то, что как раз свободы он имел больше, чем все остальные. Свой кабинет, свой автомобиль, своя квартира поблизости. Пусть даже настоящего своего здесь ничего не было, все служебное. Его даже и на задание никто не звал. Можно попробовать отказаться, даже рискуя увольнением, – слова Каменского его напугать не могли. Не так уж и сильно он дорожил своим рабочим местом. Однако он уже сказал Ольге, что пойдет. Отступать было поздно.