Прорывая мрак времен
Шрифт:
Удар — дёргает вперёд. Катя рывком отталкивается от байка — ловко взмывает и приземляется на дорогу. Мотоцикл с жутким скрежетом скользит по асфальту — сноп искр веером ложиться на чёрную дорогу. Юркает с трассы и, разламывая кусты, гулко врезается в дерево уже в лесу.
Катя на бегу сбрасывает шлем и плотнее застегивает молнию на кожаной куртке. Продираясь сквозь кусты, мчится вглубь. Виляет мимо байка — колёса чёрно-серебристого зверя ещё крутятся, габариты освещают небольшой кусок поляны. Вокруг темнеют сосны.
Утирает капли с лица и прикрывает глаза — запахи… приторно-сладкие. Накатывают с новой силой. По коже волной прокатывается
Упыри! Настигают. Четверо… В этот раз четверо. Радует, что нужна живой.
Так, главное подольше продержаться. Чутьё нашептывает — помощь близко. Ни разу не подводило — болезненными импульсами давало знать: «Опасно! Беги!» Но теперь ламии всё же загнали. Тягаться в одиночку с четырьмя невозможно. Нужно тянуть время.
Выходцева подпрыгивает, хватается за ближайшую игольчатую ветку. Раскачивается и, взмыв, цепляется за следующую. Подтягивается, вскарабкивается. Махом отдирает сук, приемлемый для кола. Спешно отламывает мелкие ветки. Ломает об колено пополам…
— Ну, хватит уже, — раздаёт хриплый мужской голос из темноты. Испуганно сжимая палки в руках, Катя садится на корточки, вглядываясь в сумрак. Мелькает приглушенно светящееся зеленоватое пятно-аура. Сверхбыстрое движение — упырь останавливает недалеко: — Тебе не убежать.
Высокий и худой, как жердь. Другие не показываются, но они здесь. Запах кричит об этом громче слов. Следят. Проверяют. Выжидают.
Катя встаёт и медленно на дрожащих ногах шаг за шагом отступает к стволу.
— Перестаньте! — предательский страх отдаётся в теле волнительной дрожью. — За кем ещё побегать? А так… — выдумывает на ходу. Плевать, что говорить, лишь бы выиграть минуты. Урвать побольше времени. — Столько мест, новых людей. Правда, что кровь у них разная… — торопливо прикусывает губу. Дура, зачем задевать за больное? Чёрт! Разу же ляпнула, надо продолжать: — Это так? — Молчание щекочет нервы. Тишину нарушает только шелест дождя. Вместо ответа ламия плотоядно скалится. Катя нервно сглатывает: — По красивым местам катались, — добавляет уже не так уверено. — Россия — богатая страна. Границу весело пересекли… М-да, — упирается спиной в ствол дерева, — все места хороши, если не считать этого, отмороженного…
— Кис, не раздражай! — выныривает из сумрака толстый, невысокий упырь и застывает около тощего.
— Мальчики, зачем так грубо? — притворно негодует Выходцева. — Я здесь, вы рядом… — мурлычет игриво, но на деле теряет самообладание. В нетерпеливом ожидании нет-нет, да и всматривается во мрак леса. Где же помощь?.. — Большая дружная компания. Мир? — надламывается голос.
Угрюмое молчание давит. Пугающую тишину нарушает монотонный плач дождя — ударами по листьям, земле… Но даже через стену воды пробивается запах смерти, щекоча нервы до предела. От ламий исходит необузданная злоба, жажда крови. Ужасающая мощь и сила вековых монстров — опытных, безжалостных. В этот раз загнали не рядовые кровопийцы — умелые охотники. Ещё секунда, и бросятся. Что ещё говорить? От страха путаются мысли, но чёрт возьми, как же сдаваться не хочется!
— К тому же я нужна живая и невредимая… — спешно находится Катя.
— У нас приказ доставить тебя живой, — сплёвывает тощий и криво оскалится: — Что касается невредимости… — на секунду задумывается: — Ты об этом слышал? — бросает через плечо в мрачную пустоту леса.
— Нет, — зеленоватая тень отделяется от черноты. Показывается ещё одни ламия. Крупный, высокий. — К тому же ты не умрешь, —
Грудь будто сковывают цепями. Не поддаваться страху! Катя судорожно глотает воздух:
— Полу… кошка… — выдавливает и осекается. Крупный ламия злобно смотрит из-под густых бровей. Глаза словно огромные дыры — бездонные, леденящие душу. Они ужасают.
Чутьё навязчиво пульсирует: тянуть время, — но паника вспыхивает как огонь — где же спасение?
Ливень заканчивается, как по мановению волшебной палочки. Снова доносится другой запах, тот самый, чужой — насыщенный и цельный. Невиданный зверь уверено приближается. Кто он? Собака? Волк? Медведь?
Выходцева обеспокоенно кидает взгляд поверх кровопийц. Густые кусты и низкорослые, кривые берёзы отгораживают поляну от сосен, елей. Посторонних звуков не слышно, но существо мчится. Так подсказывает интуиция. Оно не пугает — поможет.
Катя вновь смотрит на ламий — хищно ухмыляются, наблюдают исподтишка. Уверенные в себе охотники, знающие — загнали добычу в ловушку.
— Поговаривают, что твоя кровь особенная, — протягивает худой и кивает полному: — Слышь, ты кошатину пробовал?
— Как-то не посчастливилось, — смачно облизнувшись, хохочет кровопийца, — но я…
— Твари приближаются! — от охрипло-низкого голоса ещё одного кровопийцы по спине пробегает неприятный морозец. Катя метает взгляд на соседнее дерево — там притаившись, на корточках сидит последний упырь. Высокий, мощный, как тяжелоатлет. Джинсы и футболка обтягивают точно вторая кожа. Бугры мышц ужасают размером. Светловолосый, круглолицей. Бездонные глаза, массивный, кривой нос, узкие губы. На лице неприкрытое злорадство. Клыки удлинены, сверкают, будто острия шил.
Сердце на миг замирает и вновь стучит, отбивая ускоренный ритм. Этот опасней остальных. Несмотря на молодость — мёртвая аура выдаёт ламию с приличным стажем убийцы. Чем старше и опаснее, тем темнее. У этого аж насыщенной зелени…
Раньше таких не встречала. Кровь пульсирует в голове, словно выбивая азбукой Морзе: опасен… опасен… Ламия презрительно усмехается. С грацией хищника спрыгивает и приземляется возле байка. Катя сильнее сжимает колья. Времени больше нет. Как бы абсурдно не звучало, но придётся драться.
— Пора заканчивать, — буднично отрезает упырь. Пинает по единственному тускло светящему габаритному фонарю мотоцикла. Слышится треск пластика и поляну накрывает сумрак. Тьма спешно расступается — тяжёлый небосвод разъезжается неестественно быстро. Сейчас ночь… Но она яркая, как светлый день с беловатыми облаками, только вместо солнца блекло-серое пятно луны. Катя спешно считает охотников. Чёрт! Толстого нет!.. Мысль испаряется — сук покачивается. Выходцева не успевает отшатнуться: секунда — и искажённое ламийское лицо с длинными клыками выныривает из ниоткуда. Нависает… Крутанув будто в танце, кровопийца прижимает к себе спиной. Рука-лопата ложится поперек ключицы, сдавливает плечо до боли. Катька взмахивает ногой, точно наученный боец и глухо ударяет ламию носком сапога. Толстяк соскальзывает с сука и тащит за собой. Извернувшись подобно кошке, Выходцева с разворота втыкает колья в горло ламии и приземляется уже на неподвижном теле. Рывком выдирает. Смахивает с лица прилипшие пряди и соскакивает наземь. Кровопийца дёргается, точно под электрическим напряжением и, вспыхнув зеленоватым огнём, рассыпается прахом.