Прорывая мрак времен
Шрифт:
Лес? Катя ошеломлённо оглядывается — ни родного дома, ни деревни, — небольшая поляна. Что ж, остаётся повиноваться чутью. Ему лучше знать, зачем, куда, когда и как, а ещё оно право: лучше наказание — жизнь! Но не просто жизнь, а существование с отменной памятью!
Поправив рюкзак, не мешкая идёт дальше. Зелёные долгожители-великаны со скрипом и шелестом смыкают раскидистые ветви, отгораживая от мира живых — пути назад нет. Тропинка, едва различимая даже кошке, притягивает. Повинуясь чутью, Выходцева продирается сквозь кусты и колючие заросли малинников, ежевичников. Переползает через упавшие деревья, спускается по оврагам, поднимается на высокие холмы. Не
Выскочив из лесных зарослей, Выходцева останавливается перед широким болотом. Куда меня нелёгкая занесла? Сдержав приступ тошноты, сосредоточенно вглядывается в сумрак — посреди благоухающего торфяника высится избушка. Покошенная, угловатая. На сваях, уходящих глубоко в ил.
Как держится?.. Почему крепежи не сгнили? Тонкие, длинные будто спицы…
Плевать, мир давно перевернулся с ног на голову.
Чутьё командует: «Вперёд». Зачем?.. Резкий импульс в голову заставляет мысль испариться. Только боль утихает, Катя смахивает с лица прилипшую прядь, спешно заплетает косу. Оторвав кусок от футболки, перевязывает тугим узлом. Закрепляет потуже рюкзак и решительно шагает. В груди гулко отбивается дробь: сейчас… ухнет, но нога вместо мякоти, упирается в твердь. Рвано выдохнув, Выходцева переступает дальше. Прислушиваясь к едва слышному такту сердца, встаёт ровно и на миг замирает. Интуитивно взмывает, а приземлившись, нелепо теряет опору — ахнув, машет руками, стараясь удержаться. Уф!.. Получается! Нервы на пределе, пульс зашкаливает. Катя застывает, просчитывая следующий ход. Полтора шага вперёд… Прыжок. Скачок в сторону, опять прыжок, приземление на кочку. Быстрая, размашистая пробежка, кувырок в воздухе… и останавливается на твёрдой земле, под тонкими деревянными сваями. Изумлённо вскидывает голову:
— Чёрт!
Они выше, чем издали. Взбирается по столбу, словно кошка. Обхватив ногами, цепляется пальцами за выпирающий край нижнего бревна дома и зависает. Со скрежетом когтей двигается к центру. Останавливается под дверью, кое-как стучит… Минуту ждёт, но в ответ лишь глухое молчание. Болтаясь на одной руке, ударяет кулаком сильнее. Нос улавливает терпкий запах старения, ароматы трав. Тишину пробивают едва слышные размеренные удары сердца.
— Хочу знать ответы! — прорезав ночь, звучит неестественно громко. Кому и что говорит? Без понятия, ведь неизвестно, кто здесь живёт. С чего взяла, что хозяин подскажет?
Приближается сопение и шарканье по полу. Катя ждёт, цепляясь из последних сил.
— Кацы ответы? — раздаётся скрипучий старческий голос. Бабка или дед? Не разобраться, но хозяин явно недоволен.
— Кто я? И что происходит? — Когти будто выдирают с мясом. Ахнув, Выходцева зависает на одной руке — кончики пальцев горят огнём. Наплевав на боль, с размаху опять вонзается в бревно.
Дверь отворяется с лёгким скрипом. Хозяина не видно, но в проёме показывается в приглашающем жесте расплывчатое очертание ладони из-под широкого рукава. Хм, лестницы не предлагается. Делать нечего — Катя раскачивается, как гимнастка на брусьях. Взмывает и, сделав крутое сальто назад, с кошачьей грацией приземляется уже на пороге.
В избе темно. Русская печь, лежак завален ворохом тряпья. На одной стене — полки с бутылями и коробки. На другой — мешочки, как пить дать, с травами. Деревянная скамья, стол с парой чистых тарелок и чашек, будто ожидают гостей. Катя рассеянно озирается —
— Здравствуйте… — выдавливает Выходцева и запинается. Кто это? Он! Она?
— Проходь, — шелестит старушечий голос.
О! Бабка…
— Меня зовут…
— Екатерина! Ведаю! — отмахивается хозяйка: — Яз тебе ждати! Подь, подь, — подталкивает к столу. — Вопросы опосля, яко поешь, отдохнёшь.
Сердце в испуге гулко стучит — бабка её знает!
Послушной сев, Катя внимательно следит за старушкой. Ни черта не разобрать — лицо прикрыто капюшоном, в темноте только зелёные огоньки-глаза светятся лукаво-выжидающе. Старушка подходит к стене и с полки берёт маленький бутылёк. Недолго копошится в рядом стоящей коробке, бурча под нос. Двигается неспешно, размеренно. Вернувшись, бесцеремонно подхватывает поочередно Катькины руки и разглядывая кровоточащие ногти, качает головой. Резко отворачивается и шелестит обратно. Опять возится несколько затяжных минут, бурча на смешанном наречии. Возвращается с дурно пахнущей тряпицей:
— Черпало у печи. Персты помой, негоже с грязью за стол.
Катя подчиняется и, умывшись, садится обратно — холодная вода чуть бодрит.
Старушка грубыми пальцами ловко обматывает раны куском ткани. Нелицеприятный вид старческих рук: тонкие, скрюченные в суставах; кости выпирают, грозясь порвать сморщенную кожу, а ногти — длинные, спиралевидные. Какая мерзость!
— На тебе заживёт быстро, — заявляет ведунья, небрежно опустив одну больную руку, — токмо больше не твори кое.
— А я бы не творила, — поспешно оправдывается Выходцева, — если бы лестница была.
— Ишь, кая! — незлобиво бубнит старушка. — Ответы получить хочет, а помучиться первее нет.
Сказать нечего — опустив голову, Катя пристыженно сопит. Пальцы подёргивает и появляется дикое желание почесаться.
Бабка усердно пыхтя, заканчивает перевязку второй ладони. Ополаскивает руки, подходит к печи. Ухватом достаёт чугунок. Ставит на стол и садиться рядом.
Запах ошеломительный. Желудок сводит, в животе предательски урчит. Несмотря на пережитое, аппетит не пропадает. Голова кружится, плывут образы гречки с мясом. Скрипучий голос заставляет вздрогнуть:
— Ложь, не стесняйся.
Подчинившись команде, Выходцева тянется к ближайшей тарелке. Скользит взглядом по столу, ища поварёшку — нет её. Смотрит на бабку — она молчит. Опять на стол — половник лежит возле чугунка. Порассуждать, откуда появляется, не позволяет кашель старухи.
Нарочно кхекает! Выводит из замешательства, это точно.
Трясущимися руками Катя сдвигает крышку с чугунка — умопомрачительный запах пропаренной каши ударяет мощной волной, едва не лишив чувств. Два дня ни крошки во рту. Положив гречки, блюдо ставит перед хозяйкой. В ответ летит одобрительный «хмык». Осмелев, наполняет тарелку себе. Кушать хочется зверски, но Выходцева терпеливо ждёт приглашения.
— На, — старушка протягивает неизвестно откуда взявшуюся ложку: — удобее ясти. Благие люди придумали.
— Спасибо, — огорошено бормочет Катя. Ест быстро — вопросов много, а пока время идёт, появляется ещё больше. Спецэффекты ведьмы не только настораживают, но и пугают. Дожёвывая остаток, косится на бабку и чуть не давится — её блюдо пустое. Чёрт! Старушка не притрагивалась к гречке. Да какая каша? Ложка на том же месте.
— Вставай, — бесцеремонно выталкивает из-за стола старушка. — Глянь. Могле, еже ести?