Прощальный поцелуй Роксоланы. «Не надо рая!»
Шрифт:
Махидевран знала, что это не так, что сын и впрямь называл себя султаном Мустафой, что был готов поднять оружие против отца, но какое материнское сердце смирится даже со справедливой казнью сына?! И какое не станет проклинать счастливую соперницу, чей сын теперь стал наследником?
Тем более попросила заступиться за маленького внука, который не виновен в поступках отца. Помощи не получила и прокляла султаншу и ее потомство. Хуррем ответила, что ничего не знала ни о казни, ни о ее просьбе спасти внука, а проклятия возвращала.
Умом
А потом в горах Румелии объявился человек, выдающий себя за Мустафу. Материнское сердце затрепетало, хотя Махидевран уже начала строительство усыпальницы для сына и внука, но денег не хватало… У Мустафы было несколько двойников, у его сторонников всколыхнулась надежда, что в шатер на смерть отправился именно двойник. Махидевран лучше других знала, что Сулейман легко отличил бы двойника, а также что не оставил бы после этого настоящего Мустафу жить, непременно объявил на него облаву.
И снова разум боролся с сердцем, разум кричал, что султан не мог не убедиться в том, что это Мустафа, а сердце искало зацепки, чтобы верить, что либо не убедился, либо понял, но позволил сыну уйти, не желая его казнить в действительности.
Она придумывала и придумывала для себя истории того, как спасся Мустафа. Но пришел человек от Кара-Ахмед-паши с предложением денег за признание человека из Румелии своим сыном, и мир рухнул. Махидевран поняла, что выдумки были только выдумками, что Мустафы и впрямь нет, он похоронен и нужно построить усыпальницу. А средств на усыпальницу не было.
И тогда несчастная женщина встала перед выбором: совершить грех, признав своим сыном чужого человека, чтобы получить деньги и построить на них усыпальницу настоящему, или… А вот «или» попросту не было, Кара-Ахмед-паша не оставил бы в живых ее саму, невестку и внучек, тот, кто слишком много знает, опасен и жить не должен.
Она приняла деньги, надеясь, что успеет построить усыпальницу, пока те же янычары не сообразят, что матери нелепо возводить усыпальницу сыну, которого она объявила живым.
Зять Хуррем Рустем-паша выловил лже-Мустафу, а в Стамбуле мятежников казнили, молва привычно объявила виновной в этом султаншу.
А вот усыпальницу Махидевран построила совсем на другие деньги. Те украли в первую же ночь, сделал это тот, кто и привез. Махидевран, обнаружив пропажу, смеялась: как она могла забыть, что Кара-Ахмед-паша никогда не отдает, он только забирает? Они с Румеисой и девочками чудом остались живы, просто султан казнил самого Кара-Ахмед-пашу.
Усыпальницу сыну и внуку Махидевран построила в долг, но расплачиваться нечем, за строительство придется отдавать дом и тем самым оказаться на улице.
Тот, кому бывшая кадина задолжала, пока разрешил им с Румеисой и девочками пожить в доме, но только до осени, совсем скоро они уйдут на улицу. А девочек пора выдавать замуж, но что за невесты, у которых запасной рубашки нет?
На дне шкатулки лежали золотые монеты, много, их будет достаточно, чтобы прожить, пусть и скромно, до старости, и чтобы сделать внучкам свадебные подарки, тоже хватит.
Но тут женщина вспомнила, кто предлагает ей деньги и драгоценности. Нет, от Хуррем она не примет ни гроша даже для спасения внучек!
Махидевран вскинула голову и обнаружила, что, пока перебирала украшения свекрови, султанша исчезла. Стоял только ее евнух. Женщина захлопнула шкатулку, с трудом поднялась на ноги, все же сказывался возраст, и покачала головой:
– Отдай это своей госпоже, я не возьму.
Чернокожий гигант поднял шкатулку с земли и спокойно возразил:
– Султанша сказала, что это вашим внучкам. Я провожу вас до дома и буду пока помогать, чтобы вас не обокрали снова.
Махидевран просто задохнулась от возмущения: эта ведьма знает о ней все?! Даже о тех деньгах за предательство и о краже знает?!
Развернулась и быстро зашагала домой, борясь с подступающими слезами отчаяния.
– Госпожа, султанша не знает о краже, ей не сказали.
Замерла.
– А ты откуда знаешь?
– Мой брат служил у вас…
Махидевран поняла, кого ей так напоминает этот рослый красавец с темной кожей.
– Сахиб?
– Да, госпожа.
Ее собственный евнух Сахиб поплатился жизнью за попытку отстоять те самые деньги, его искалечили так, что прожил всего месяц.
– Я думал, что виновата султанша, пошел к ней служить, чтобы отомстить, но теперь знаю, что не виновата.
Махидевран вздохнула:
– Иди, тебе пора.
– Нет, мне разрешили служить вам столько, сколько будет нужно.
– И доносить обо мне?
– Зачем?
Действительно, зачем? О чем теперь доносить, если она уже никто?
– Как тебя зовут?
– Замир. Пойдемте, госпожа, становится жарко, вам не стоит быть на солнце.
– Да…
Роксолана чувствовала себя легче, сняв такой груз с плеч, она договорилась с Замиром, что будет пересылать ему деньги, чтобы тот незаметно подкладывал в бездонную шкатулку, или придумает еще что-то, например найденный в саду клад…
Она по-настоящему жалела Махидевран, понимая, почему та пошла на подлог, одно материнское сердце всегда поймет другое… Но Махидевран не менее строптива, чем сама Роксолана, она не примет помощь прямо из рук соперницы, потому султанша и выдумала разные хитрости. Валиде Хафса никогда не оставляла драгоценности правнучкам, Роксолана сама отложила в сторону все, что принадлежало матери султана, но отдавать своей дочери Михримах почему-то не стала. Шкатулка словно ждала своего часа.
А еще деньги… Те, что валиде Хафса когда-то оставила Роксолане вместе с наказом заботиться о некой кире Эстер, давно закончились. Сулейман узнал тайну и давно содержал Эстер сам, вернее, просто фирманом освободил Эстер и ее потомство от налогов, этого вполне хватило.