Прощание колдуна
Шрифт:
— А если я состарюсь раньше, чем смогу передать? Разве нельзя ускорить процесс?
— Время не надо торопить. Оно должно идти в установленном ритме.
— Кем установленном?
— Этого мы не знаем.
— Вы можете управлять временем?
— Можем ускорять, замедлять, но в определенных местах пространства, как бы искривляя пространство, и таким образом менять скорость прохождения, получается что дольше или короче. Но управлять временем, нет.
— Поэтому мы доступны для вас?
— Именно.
— Зачем мы
— Нет. Но мир так хрупок и не надо давать возможность его разрушить. Вы же оберегаете тех, кто ниже по развитию. Не все, но все же. Так и мы, не вмешиваемся, но хотим помочь в том, где мы не навредим и не навязываем свое мнение, свое видение развития.
— Вообще обидно. Получается, что дозированные знания. Можно знать то, что дозволено.
— Вы не сможете все понять, что знаем мы. Процесс эволюции надо пройти. Знания надо усваивать и правильно применять. Но мы хотели посмотреть на тебя ближе, поговорить с тобой. Выбор сделан, нет смысла отступать.
— Совсем нет возможности?
— Есть, но надо ли? Вы не сделаете никому ничего плохого. Отказаться теоретически можно, но не разумно, а вы разумный человек.
— И что будет дальше?
— Жить, как и прежде.
— Я не уверен, что жизнь будет, как и прежде.
— Будет, а как иначе. Твои мысли останутся, но это только мысли.
— И я не смогу к вам обратиться?
— Нет. Это сможет наследник, но благодаря тебе.
— Значит это первый и последний разговор?
— Да. Мы хотели, чтобы ты не просто слушал и слепо верил колдуну, а чтобы у тебя в памяти осталась частица нашего разговора. В то, что это реальность. Есть еще вопросы?
— Нет. Наверное, появятся, но потом, когда ответа я не получу.
— Тогда прощаемся.
Потихоньку свет стал гаснуть. Легкий ветерок исчез и забрал мои разбегающиеся мысли. Я снова ощутил себя в пустоте, но воспринимал все иначе. Я почувствовал главное — родство с чем-то или с кем-то. Кого не видел, но слышал.
Все исчезло, и я оказался там, где и был. Открыл глаза. Мягкий свет торшера освещал комнату. Я скосил глаза и увидел, что колдун сидит в кресле. Услышав, что я пошевелился, он посмотрел на меня, встал и подошел:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо, — я поднялся.
— Хочешь что сказать, спросить?
Что я мог ему сказать? В том состоянии, что я находился, требовалось нечто большее, чем мой разум. Здесь нужны были опыт и чувства, чтобы хоть чуть-чуть разобраться, что дальше. В голове был хаос. Мысли разбегались, чувства разлетелись, как кусочки зеркала, в которое я еще недавно смотрел и видел в нем себя, но уже другого. Потом приду в себя и буду рассуждать, холодно, расчетливо, о своем положении, на которое согласился.
— Дайте коньяку!
Он налил мне и себе. Мы выпили.
— Они кто Боги? Что ограничивают свободу выбора и проявляют милосердие?
— Выбор они не ограничивают.
— Как
— Это не так. Например, когда от тебя ушла женщина, ты мог ее вернуть, остановить, мог с ней поговорить. Выбор был?
— Получается, что был. Вы хотите сказать, что если бы я убедил ее остаться, то все было бы иначе?
— Конечно. И тебя бы здесь не было. Тебе объяснили.
— Значит, цепочка событий выбрана мной.
Он кивнул:
— Да, тебе предлагался выбор.
— А знаете, что обидно. Я не могу сказать о тех, кого не видел ни плохого, ни хорошего. Я о них не знаю ничего, а это унизительно и обидно.
— Ничего унизительного. Вреда они не причинили никому. Может, кто-либо сказать, что я навредил?
— Я не знаю. Не слышал.
— Вот так и они. Они не боги. Это мы люди верим в богов и дьяволов. Мы боимся довериться кому-либо полностью, вот и живем между своими фантазиями. Те, кто нам помогает, руководствуются добрыми побуждениями.
— А смена передачи, как скажется на вас? — решил я задать тот же вопрос.
— Никак. Все будет по-прежнему. Я буду жить столько, сколько позволит здоровье. И даже, когда у тебя будет ребенок, мы будем жить одновременно. Не мучайся вопросами. Ты все понял, если не ты, то другой, результат был бы тот же. Так, что не переживай. Не думай, что завтра все закончится со мной.
Он замолчал, обдумывая свои мысли.
— То, что мне дано, я несу по жизни и это становиться тяжело, а сбросить не могу. Мне уже много лет, по земным меркам, но жизнь не перестает меня удивлять и она мне нравится. Я помню всех людей, с кем меня свела жизнь, помню их лица, голоса. Мне стало скучно. Я пережил многих своих друзей, пережил жену.
— А свое будущее знаете?
— Оно для меня закрыто.
— Но вы, же стольким помогли, разве нельзя было приоткрыть?
— Зачем? Но я знаю, что живу не зря.
— Не надо так про себя.
— Я уже могу себе позволить так думать и говорить. Я готов поделиться силой и знаниями. Мне хочется ее передать. То ли это кара, то ли дар, я так и не понял.
— Какая же это кара! Это, безусловно, дар.
— Возможно.
— А если вы будете в здравии, мы можем к вам приехать?
— Можете, но лучше, если он будет уже понимать.
— Что мне делать сейчас?
— Уезжать домой. Ксении ничего рассказывать не надо. Если она о чем-то догадается, так это ее догадки.
Я встал:
— Мы еще увидимся?
— Возможно, если будет необходимость.
Для меня стало ясно, что не будет этой возможности.
Он взял со стола тоненькую тетрадку и протянул мне:
— Возьми, здесь я коротко написал, как все было со мной.
Я, молча, принял тетрадь.
— Тогда я пошел. Уеду сегодня, ночью. Не хочу больше задерживаться, нет смысла.