Прощай, полуостров! Она
Шрифт:
Сейчас, в кабинете психотерапевта к Дарине стало приходить осознание произошедшего. Оно не обрушилось лавиной, а постепенно, по капле, стало смывать психологический барьер и проникать в сознание. И как бы девочка ни отстранялась от действительности, она все же жила все эти месяцы со знанием того, что мамы больше нет. Она каждый день переживала свое горе сама, в глубине сознания, день за днем преодолевала свое горе и теперь оказалась готовой посмотреть миру в глаза. Ее темперамента не хватало на то, чтобы закричать, забиться в истерике, проклясть весь мир. Она смирилась с потерей и болью, нашла для них место в сердце и не старалась отныне изгнать их. Осмысление появилось в голубых глазах, и она впервые осознанно посмотрела на Анну Сергеевну и произнесла чистым голоском, звук которого заставил доктора вздрогнуть от неожиданности:
– Я помню день города. Я все помню.
Доктор немедленно взяла себя в руки и улыбнулась своей маленькой и такой сильной пациентке, уверенная, что девочка теперь сможет жить дальше.
Когда Дара ушла, психотерапевт впервые за все годы практики расплакалась от облегчения и жалости одновременно. На нее нахлынуло чувство выполненного долга, но женщина вынуждена была признать, что Дарина Корсакова – отважная малышка – справилась сама. С таким потенциалом она преодолеет все жизненные невзгоды, решила Анна Сергеевна и пожелала ей удачи.
Глава 9
«Вот и мой дом», – подумала Дарина, вернувшись в тот день от доктора. Она впервые осознанно окинула его взглядом, только сейчас заметив изменения, произошедшие за время ее «болезни». Забор, охрана… Что еще?
Еще у нее появилась новая неизменная спутница – головная боль. Девочка просыпалась с утра, и тут же глухая, стонущая боль напоминала о себе, делая Дару невеселой, малоподвижной и вялой. Она всегда была с ней по утрам, отступала иногда к обеду, а вечером, когда приходилось отправляться спать и оставаться одной, боль тут же выползала наружу. Дарина страдала, но постепенно привыкала не замечать ее, научившись жить с таким неприятным попутчиком. Доктор сказала, что это депрессивное, что это пройдет однажды само по себе, когда она научится радоваться. Малышке казалось, что такой день не настанет никогда.
Теперь за ней ходили охранники, а папу она не видела вообще. Дара вспомнила, как после смерти мамы она слышала разговор отца о том, что виновные наказаны. Эта мысль не принесла успокоения, наказание не принесло удовлетворения. Мамы-то нет, дом пустой, с отцом не поговорить. Дарина вспомнила о Юле, которую не видела давным-давно. После всего случившегося она какое-то время не ходила в школу, потом доктор посоветовала все же отвозить Дару на занятия, но она безмолвно и безучастно сидела на уроках, не слушая и не слыша, а на переменках ни с кем не разговаривала. Юля вроде пыталась с ней заговорить, но ее веселый нрав и неусидчивость не позволяли возиться с апатичной подругой, и она переключилась на других одноклассниц. Бегала на переменках, шушукалась с другими девчонками, тогда как Дара сидела неподвижно, вызывая недоумение окружающих. Детям была непонятна ее трагедия, они сторонились одноклассницу, относились как к достопримечательности класса, а другие ученики приходили, время от времени, поглазеть на «мумию».
В тот день Дарина дождалась отца и встала у него на пути:
– Привет, пап.
Корсаков вздрогнул и изумленно посмотрел на дочь. «Какая она худющая и пугающая», – промелькнула мысль, и он чуть ли не усилием воли заставил себя улыбнуться странному существу, живущему с ним по соседству. Она испугала его, словно домовой, прежде неприметный и безмолвный и вдруг заговоривший.
– Привет, Дарина, – осторожно ответил он.
Дочь стояла и смотрела на него огромными впалыми глазами, и у грозы полуострова дрогнуло сердце.
– Что я могу сделать для тебя? Хочешь чего-то? Игрушки, сладости, платья? Только скажи, милая, – Корсаков переступил барьер, разделявший его с дочерью. Он присел на корточки рядом с ней, чтобы быть на одном уровне, а не возвышаться над ребенком.
– Я хочу… – Дара замялась.
– Что? Что хочешь? Твой папа все сделает, – его крепкие пальцы нежно сжали руку дочери.
– Мне нужна подруга. Мне нужна Юля. Она теперь не дружит со мной.
Корсаков пришел в недоумение:
– Но ведь человека не заставишь дружить…
Дарина посмотрела на него в упор, так твердо, что он содрогнулся.
– Заставь, – произнесла она.
Борис Корсаков слегка растерялся, но он умел не делать поспешных выводов, не давать быстрых ответов, а помолчать и обдумать, пусть даже это занимало порой много времени. Хотя сейчас ответ пришел быстро.
А ведь его дочь права, решил он. Почему бы и нет? Человека можно заставить сделать все, что угодно, были бы рычаги управления. Ему ли не знать? А здесь – всего лишь дети…
– Хорошо, милая. Она будет с тобой дружить. Я тебе обещаю.
Дарина впервые после Дня города улыбнулась, и Корсаков растаял, увидев ее изможденное личико, готовое стать прежним. Его функция – защищать дочь, сделать все возможное, чтобы она была счастлива. По его вине семья распалась, он не уберег ее мать и теперь должен исправить положение. Девчонка-то оказалась проницательней, чем он мог предположить. Тот пацан из ее прежней школы… Борис вспомнил ту ярость, охватившую все его существо, когда Люси сказала, что он ударил Дару в живот. Конечно, он и пальцем не тронул мальца, достаточно было пристрелить собаку, а откуда взялись побои у мальчишки наутро, он не знал. Скорее всего, его проучила собственная родня. Все это давно стерлось из памяти Корсакова, как совсем малозначительное происшествие, но вот Дарина, видимо, смогла сложить два и два.
Его дочь! Не все его слова оставались для нее неслышными и впредь надо быть осторожней и обсуждать дела выборочно. Теперь они на новом этапе, они будут учиться совместной жизни, общим ритуалам и обычаям.
Корсаков считал, что Дарина единственный человек, кому он что-то должен в этом мире. Она не выбирала, где ей родиться, потому пусть гордится своим отцом, а не проклинает его за случившееся. Люси теперь нет, и он может воспитать ее так, как сочтет нужным, привить правильные мысли и оградить от переживаний.
Взрослея, человек меняется и преображается день ото дня. В зрелом возрасте он совсем не тот ребенок, каким был когда-то и каким его воспитывали родители. Разве нужна ему сейчас любовь к животным или знание каких-то цветочков? Почему родители не готовят детей к взрослой жизни, а забивают голову такими глупостями? Разве не проще ему было бы жить и идти к цели, если бы его научили быть твердым, добиваться своего без сантиментов, не тратить время на любовные похождения и не становиться уязвимым, приобретая семью? Он бы только спасибо сказал отцу, если бы тот вовремя объяснил сыну, что мир жесток, что никто и ничего тебе не принесет на блюде, что нужно бить первым иначе убьют тебя. Такие простые, казалось бы, истины… И сколько лет понадобилось, чтобы дорасти до них. Когда-то ведь он верил, что можно добиться чего-то, не нарушая закона, честным путем. Он бы так и продолжал сидеть в той конуре, с прежними понятиями. Промелькнула мысль, что, возможно, в той конуре Люси была бы жива, но Борис отогнал ее. Ее обидчики поплатились жизнью, кроме того, помогли ему принять важное решение. И теперь, благодаря этой потере, он взобрался на вершину. Еще совсем немного – и он прочно обоснуется здесь, захватит полуостров и всю власть на нем и будет править. Кто сказал, что королем нужно обязательно родиться? Избавься от привязанностей и боли и никто уже тебя не победит. Он вспомнил о Дарине, которая вызывала в нем смешанные чувства вины и любви, досады и нежности. Как и большинство мужчин, он не стал копаться в собственных эмоциях, а попросту отринул их и переключился на дела насущные.