Просчитать невозможно
Шрифт:
Но и здесь есть вопросы.
– Почему Мадаев никому не сказал, куда идет и зачем? – уже отдалившись от пленника, спрашивает Сохно.
Макаров на ходу пожимает плечами.
– Он от природы не слишком разговорчивый. Но я понимаю твою мысль. Двадцать пять миллионов. Это слишком много. Это не только для тех, кто сюда прибывает. Основную часть они спрячут, а выдадут только «мелочь», как обычно.
– У меня мысль интересная появилась. Черный Роджер… Капитан Флинт… Помнишь детские книжки?
– Понял… Принцип капитана Флинта. Никто не должен знать, где зарыты
– Предполагаю и такой вариант…
– Это вполне соответствует духу Мадаева… Он безжалостен… Хотя я не уверен, что он решится присвоить себе деньги.
– Это на его совести. Он может их и не присвоить. Он просто уберет тех, кто видел, где деньги спрятаны. Для безопасности. А потом небольшими порциями будет переправлять по нужным адресам…
– Понял… Поспешим.
Они и вправду спешат, и потому несколько раз камни под неосторожными шагами издают звук, который может предупредить противника. И каждый раз после этого оба останавливаются, прислушиваясь, насторожившись поднятыми наизготовку стволами, готовые ответить выстрелом на выстрел из темноты. Фонариками пользоваться рискованно. Свет в прямом коридоре, а он временами и в самом деле прямой, можно увидеть издали, и без труда подстрелить любителя ходить, совсем не спотыкаясь. И не знаешь при этом заранее, насколько далеко прямизна коридора тянется, когда будет следующий поворот. Но Сохно опять подтверждает, что его не зря считают специалистом по пещерам. Он идет легко, каким-то чутьем угадывая неровности почвы и изгибы стен. Если впереди появляется препятствие, то легкое касание оставленной за спиной рукой заставляет и Макарова проявлять осторожность. Продолжительный участок им приходится преодолевать на четвереньках, но это не смущает Сохно.
– Уверен, что сюда? – шепчет из-за спины Макаров.
Только в таком тесном и неровном проходе, когда-то промытом, видимо, всесильной водой, подполковник решается зажечь фонарь. И лучом показывает на откровенно свежие борозды и отпечатки рук. Показ в комментарии не нуждается, и Макаров только удивляется, как Сохно в темноте понял, что ему предстоит показывать? Неужели он и без фонаря видел что-то? Или чувствует следы нюхом, как собака? Или на ощупь их проверяет и идентифицирует?… Но Макаров сам хорошо знает, что такое опыт, хотя и не понимает полностью, из чего опыт складывается. Он сам имеет богатейший опыт, но не умеет объяснить, что в какой-то сложной ситуации заставляет его поступить так, а не иначе, кто приказывает пойти в одну сторону, а не в противоположную.
Дальше путь становится проще. Идут уже в полный рост и значительно быстрее. Но звуки, доносящиеся спереди, заставляют спецназовцев остановиться и прислушаться. Звуки явно исходят от людей и не носят естественный природный характер. Но что это за звуки? Не сразу понятно…
– Булыжниками в футбол играют, – предполагает Сохно. – Интересно – мать их! – кто у них за вратаря?
Он чешет нос увесистым стволом своего «стечкина» и шагает вперед смелее. Те, кто такие беззастенчивые звуки издает, едва ли сами могут что-то услышать со стороны. Теперь спецназовцы передвигаются еще быстрее – нет необходимости соблюдать полную осторожность – и надеются не опоздать к развитию событий.
В большой треугольной комнате со множеством боковых выходов они долго не задерживаются. Здесь намного светлее, чем в коридоре, и можно ориентироваться не по слуху, а визуально. Но все же недостаточно светло, чтобы сразу составить себе точное впечатление о месте предстоящих действий. И потому Сохно, замерев, прислушивается и определяет коридор, из которого доносятся звуки.
– Откапывают лаз, чтобы запустить группу, – комментирует Макаров.
Сохно кивает. Он согласен.
– Здесь ждем… Сюда, голубчики, пойдут…
И тут же показывает товарищу на один коридор, откуда звуков не доносится, а сам перебирается к другой стене, где тоже скрывается в темноте прохода. С той и с другой позиций полностью контролируется коридор, откуда спецназовцы пришли, и второй коридор, откуда раздаются звучные удары камня о камень. Засада по всем правилам полной блокировки противника!
Камни стучат менее интенсивно. Или работяги устали, или работа завершается. Сохно с Макаровым ждут внешне спокойно, друг друга не видят, но знают, что каждый в нужную минуту будет вести себя только так, как необходимо вести себя в данной ситуации, и не допустит ошибки.
Из прохода теперь доносятся голоса. Но голоса отдаленные. Словно люди вышли из пещеры. Но это ненадолго. Скоро голоса становятся более ясными и четкими. Опять слышится стук камней. Значит, проход за собой закладывают. И не собираются здесь же запускать остальные группы. Сохно с Макаровым правильно просчитали ситуацию – этот проход только для тех, кто несет деньги… Правильным ли окажется вывод о том, что должно произойти чуть позже?…
Стволы смотрят из темноты, от нетерпения подрагивая в руках.
Наконец слышатся шаги. Луч фонаря вырывается из-за угла, неровно освещая каменистый пол треугольной комнаты. Восемь человек… Фонарь в руках только у одного, который командует. Еще один явно держится особняком. Он даже рюкзак не несет, и автомата не имеет. Но заставляет других рюкзаки снять. И вытаскивает из одного упаковку, как нетрудно догадаться, с долларами. Упаковка солидная, увесистая. Перебрасывает ее тому, что с фонарем. Тот прячет упаковку в нагрудную сумку, перебрасывает сумку за спину, и перевешивает фонарь на пояс. Берется за автомат.
Сохно уже по этому жесту понимает, что сейчас начнутся основные события. И интуиция не подводит его. Один из боевиков начинает стрелять из автомата, второй из штурмового пистолета. Им не нужны свидетели… Пришло время действовать и спецназовцам. Сохно видит, что только одна из жертв осталась в живых, но и на него уже наводится ствол. Подполковник делает шаг, толкает боевика в плечо, и сам падает вместе с ним. И, так и не успев подняться, кричит:
– Какого хрена вы так расшумелись?… Кончайте базар!.. Сопротивление бесполезно!.. Все выходы перекрыты… Предупреждаю… Хуже будет, если я шуметь начну… Быстро! Быстро!..