Прошло семь лет

Уютно свернувшись клубком под одеялом, Камилла наблюдала за дроздом, усевшимся на карнизе. Там, за окном, веселился осенний ветер и светило солнце, бросая сквозь листву золотые блики на стекла. Всю ночь шел дождь, а сейчас, поутру, небо сияло безоблачной синевой, обещая чудесный октябрьский денек.

В изножье кровати золотистый ретривер поднял голову и нацелил на девочку черный

— Иди сюда, Бак! Иди, мой хороший, — позвала она, похлопывая ладонью по подушке.

Пес не заставил себя ждать. Одним прыжком очутился рядом с хозяйкой, рассчитывая получить положенную поутру порцию ласки. Камилла поглаживала крутой собачий лоб, трепала висячие уши, наконец сурово приказала себе:

— Подъем, чмо ленивое!

И с сожалением выбралась из теплого гнезда. Мигом оделась, влезла в кроссовки, накинула ветровку, кое-как заколола длинные светлые волосы.

— Вперед, Бак! Шевелись, толстячок! Пошли бегать! — позвала она собаку и сама помчалась вниз по лестнице, которая вела в просторный холл.

Все три этажа элегантного таунхауса из коричневого камня выходили в атриум со стеклянной крышей, сквозь которую проникал естественный свет. Вот уже третье поколение семейства Лараби владело этим таунхаусом.

Дом был старым, зато интерьеры современными, строгими, без излишеств. Большие светлые комнаты, на стенах картины 20-х годов кисти Марка Шагала, Тамары де Лемпицка, Жоржа Брака. Несмотря на картины, минималистское убранство напоминало скорее особняки Сохо или Трайбека, а не консервативный Верхний Ист-Сайд.

— Папа! Ты тут? — осведомилась Камилла, входя в кухню.

Налила себе стакан холодной воды и огляделась. Отец уже позавтракал. На лакированной стойке стоит чашка с остатками кофе, а возле кусочка рогалика лежит «Уолл-стрит джорнал», газета, которую Себастьян Лараби имеет обыкновение просматривать по утрам. И рядом номер «Строд». [2]

Прислушавшись, Камилла различила шум текущей воды. Скорее всего, отец задержался в ванной.

— Эй! — Она шлепнула Бака и захлопнула дверцу холодильника, не дав ему возможности позавтракать остатками жареной курицы. — Потом поешь, обжора!

Нацепила наушники, выскочила за порог и потрусила, не спеша, по улице вместе с Баком.

Таунхаус Лараби поместился между Мэдисон и Парк-авеню, примерно на уровне Семьдесят четвертой улицы, в небольшом кармане, обсаженном деревьями. Несмотря на утренний час, в квартале кипела жизнь. Поток такси и автомобилей обтекал частные особняки и роскошные отели. Застегнутые на все пуговицы, швейцары в униформах прибавляли оживления шумному балету, подзывая yellow cabs, [3] открывая дверцы, укладывая вещи в багажники.

Камилла добежала трусцой до Millionaire's Mile, аллеи миллиардеров, где вдоль Центрального парка выстроились самые знаменитые в Нью-Йорке музеи: Метрополитен, Гугенхейм, Новая галерея…

— Бежим, бежим, дурашка! Сначала бег, потом обед! — подбодрила она Бака и прибавила ходу, торопясь добраться до дорожки для джоггинга.

Услышав, что дверь за Камиллой захлопнулась, Себастьян Лараби вышел из ванной. И сразу же отправился к ней в комнату. Он вменил себе в обязанность еженедельно инспектировать ее, учитывая трудности переходного возраста.

Он был в дурном настроении, хмурился, супил брови, чувствуя, что Камилла с некоторых пор не так откровенна, стала хуже заниматься, меньше играет на скрипке.

Себастьян оглядел комнату: просторная, в пастельных девичьих тонах, располагает к покою и поэтичности. Прозрачные занавески на окнах золотятся на солнце. На просторной кровати разноцветные подушки и сбитое в ком одеяло. Машинально он отодвинул одеяло в сторону и уселся на постель.

Первым делом взялся за смартфон, который лежал на тумбочке. Без тени смущения набрал четыре цифры секретного кода, успев тайком подсмотреть его, когда дочка кому-то звонила, сидя с ним рядом и ничуть не прячась. Смартфон разблокировался. Себастьян почувствовал, как в кровь поступает адреналин.

Вторгаясь в интимную жизнь дочери, он всякий раз боялся открытий, которые может совершить.

Пока ничего нового, но он продолжал поиски.

Просмотрел последние звонки: кто звонил, кому звонила. Номера все известные, друзья по лицею Иоанна Крестителя, учительница музыки, партнерша по теннису.

Мальчика нет. Нет чужаков. Нет угрозы. Себастьян вздохнул с облегчением.

Просмотрел, какие Камилла сделала в последнее время фотки. Ничего особенного. День рождения у малышки Маккензи, дочери мэра, с которой Камилла учится в лицее.

Не желая упустить ни одной мелочи, увеличил стол с бутылками, чтобы удостовериться, нет ли алкоголя. Нет, только кока и фруктовые соки.

Себастьян продолжил исследование, просмотрел почту, эсэмэски, маршруты по навигатору GPS и только что пришедшие сообщения. Все контакты были известными, содержание разговоров не представляло собой ничего предосудительного.

Себастьян расслабился.

Положил смартфон на место и осмотрел листки и вещички на письменном столе. На виду лежал ноутбук, но Себастьян к нему не притронулся.

Полгода тому назад он поставил кейлоггер на компьютер своей дочери. Информационный шпион позволял ему быть в курсе, на каких сайтах бывает Камилла, следить за ее перепиской по электронной почте, отслеживать разговоры в чатах. Само собой разумеется, Себастьян никому не говорил об этом. Друзья и знакомые осудили бы его, сочли бы, что он чокнулся. Но ему наплевать, что они там себе думают. Он отец и обязан избавить дочь от любых опасностей, какие могут ей грозить. Цель тут оправдывает средства.