Прошлое не отпустит
Шрифт:
— Сам увидишь, — отвечала Агнес.
— А что сейчас будет? — не отставал Дейв, начиная раздражаться.
— Не отвлекайся, смотри, — говорила Агнес, а сразу по окончании игры с радостной улыбкой вопрошала: — Ну вот, видишь? Я же говорила тебе.
— Что ты мне говорила?
— Оставь ее в покое, Дейв, — вмешивалась Меган.
Агнес же не унималась:
— Я видела эту игру. Говорю тебе, видела.
— В таком случае кто победил?
— Не хочу портить тебе удовольствие.
— Мама, это прямая трансляция, ты сама не знаешь,
— Еще как знаю.
— Тогда кто все-таки победил? Скажи мне, кто победил?
— Ты хочешь, чтобы я испортила тебе удовольствие?
— Не бойся, не испортишь. Так кто победил?
— Скоро увидишь.
— Ничего ты не видела, мама. Игра идет прямо сейчас.
— Еще как видела. Вчера.
И так продолжалось до бесконечности, пока Дейв не начинал багроветь. Меган приходилось вмешиваться и напоминать, что это болезнь, мама тут ни при чем. Можно сохранять в тайне другой диагноз — рак или сердечную недостаточность, — но скрыть психическое заболевание практически нереально.
Пример: месяц назад у Агнес появилась очередная мания — какой-то мужчина якобы вламывался к ней и угрожал. Дейв вновь пытался не обращать внимания. «Пусть звонит, не подходи к телефону, — устало говорил он Меган, — надо передать ее на попечение врачей».
Но Меган не соглашалась. Она была еще не готова к этому.
Врачи давно отмечали, что Агнес становится хуже, еще немного — и она станет пациенткой «третьего этажа», где лежат пациенты с последней степенью болезни Альцгеймера. Но Дейв теперь верил в чудеса. Поскольку надежды на исцеление не было, персонал «третьего этажа» делал для пациентов все, что мог, прибегая к так называемой позитивной терапии. Это, по сути, означало: «Если вы верите в то, что это так, значит, это действительно так». Стало быть, если, допустим, вы считаете себя двадцатидвухлетней матерью новорожденного ребенка, медсестры превращаются в родственников или посетителей и дают вам кормить и баюкать «младенца» (куклу). А если вам кажется, что вы беременны, сиделки выспрашивают, на каком вы месяце, кого вам хочется, мальчика или девочку, и так далее.
Меган всмотрелась в испуганное лицо Агнес. Всего несколько лет назад та была бодрой, веселой и остроумной женщиной, любительницей крепкого словца. Как-то вечером, когда обе они изрядно выпили, Меган даже раскрыла свекрови кое-что из своего прошлого. Не все, конечно. Просто намекнула на какую-то тайну.
— Понимаю, детка, — сказала тогда Агнес. — У каждой из нас есть маленькие секреты.
Больше они эту тему не поднимали. А когда Меган захотелось снова к ней возвратиться, было, увы, слишком поздно.
— Ладно, все прошло, — сказала Агнес. — Можешь идти.
— У меня еще есть немного времени.
— Тебе ведь отправлять детей в школу.
— Они уже взрослые, сами способны о себе позаботиться.
— Разве? — Агнес склонила голову. — Слушай, Меган…
— Да?
— А если он возвратится, что мне делать?
Меган повернулась к ночнику.
— Кто его выключил?
— Он.
Меган задумалась. Позитивная терапия. А почему бы и нет? Вдруг это поможет несчастной женщине?
— У меня тут есть кое-что с собой, может, вам пригодится. — Меган покопалась в сумочке и вытащила нечто, напоминающее цифровой будильник.
Агнес в недоумении посмотрела на нее.
— Это камера слежения, — пояснила Меган. Она купила ее по Интернету. Разумеется, можно было и про обыкновенный будильник просто сказать, что это камера слежения — позитивная терапия вовсе не предполагала правдивости, но зачем врать без необходимости? — Теперь этого гада можно будет застукать на месте преступления.
— Спасибо. — На глазах у Агнес выступили слезы. Слезы облегчения?
— Не за что.
Меган установила камеру лицом к кровати. Она была снабжена таймером и детектором, реагирующим на любое движение. Агнес всегда звонила в три утра.
— Вот что я сделаю, — продолжила Меган. — Поставлю таймер на время от девяти вечера до шести утра, ладно?
— Руки, — сказала Агнес.
— Что руки?
— У тебя дрожат руки.
Меган опустила взгляд. Агнес была права — пальцы едва попадали на нужные кнопки.
— Когда он приходит сюда, — прошептала Агнес, — у меня тоже начинают дрожать руки.
Меган, шагнув к кровати, снова обняла свекровь. Та спросила:
— Ты ведь тоже, Меган, верно?
— Что я тоже?
— Напугана. Ты дрожишь, потому что боишься его.
Меган не знала, что и сказать.
— Тебе ведь что-то угрожает, Меган, правда? Он тоже к тебе приходит?
Меган собралась было отрицательно покачать головой и уже открыла рот, чтобы произнести: «Нет, у меня все нормально», — но остановилась. Ей не хотелось лгать Агнес. Зачем несчастной женщине думать, будто страшно только ей одной?
— Я… Мне… Не знаю.
— Но ведь ты боишься, что он придет за тобой?
Меган судорожно вздохнула. Ей вспомнился Стюарт Грин и то, чем окончилась та история.
— Наверное, да.
— Не надо.
— Не надо?
— Да, не надо.
— Ладно, — кивнула Меган. — Вот что я вам скажу: я не буду бояться, если вы так говорите.
— Нет, не в том дело. — Агнес с недовольным видом отмахнулась, явно не принимая эту игру в поддавки.
— А в чем же?
— Ты молода, — сказала Агнес. — Ты сильная. Ты решительная. Тебе ведь приходилось трудно, верно?
— Как и вам.
Агнес пропустила эти слова мимо ушей.
— Ты не старуха, прикованная к постели. Тебе не нужно молить о помощи, дрожа от страха, что вот-вот с тобой покончат.
Меган молча посмотрела на свекровь. Интересно, подумала она, кто из них двоих проводит позитивную терапию, кто врач и кто пациент?
— Ты, главное, не сиди молча в темноте и не жди, что будет дальше, — настойчиво зашептала Агнес. — Не надо чувствовать себя беспомощной. Ладно? Ну, пожалуйста. Для меня. И для себя.