Прошлой ночью в "Шато Мармон"
Шрифт:
Маргарет прервала ее:
— Брук, ты слушаешь? Давай поговорим, когда ты придешь забирать вещи.
Слезы потекли ручьем. Брук могла думать только о неизбежной истерике визажистки.
— Хорошо, тогда я зайду на неделе. — И, не зная, что добавить, Брук проронила: — Спасибо за все.
Почему она благодарит женщину, которая только что ее уволила?
— Всего доброго, Брук.
Нажав «отбой», Брук долго не мигая смотрела на телефон, медленно осознавая ужас произошедшего.
Уволена. Впервые в жизни. Позади бесчисленные подработки нянькой еще в средней школе, раздатчицей
Горькие, жестокие мысли терзали ее, отчего становилось только хуже. Этого никогда бы не произошло, если бы она не ставила интересы Джулиана превыше всего. Вечно надо следовать за ним, сопровождать его, поддерживать, иначе они не будут видеться месяцами. Ситуация просто не укладывалась в голове. У Брук стиснуло горло.
Она выпила воду, поставила стакан и вздохнула так глубоко, насколько позволяло платье. На следующей неделе она придет в больницу и будет унижаться, умолять и обещать, пока не убедит руководство, что серьезно относится к работе, но сейчас надо взять себя в руки и перестать об этом думать. Промокнув потекшую тушь теплой губкой, Брук поклялась сделать все, чтобы Джулиан ничего не заподозрил. Сейчас нужно отмечать его успех, разделять волнение и предвкушение удачи, купаться во всеобщем внимании, смаковать каждый момент сегодняшнего вечера.
Долго ждать не пришлось. Через пару секунд дверь открылась, и вошел Джулиан, еще более измотанный и напряженный, чем обычно, — должно быть, виной тому были волнение и костюм с облегающей, наполовину расстегнутой рубашкой, открывавшей чуть не полгруди. Брук заставила себя улыбнуться.
— Привет! — сказала она, покрутившись на месте, чтобы показать платье. — Что скажешь?
Джулиан вымученно улыбнулся, явно думая о другом:
— Вот это да! Прелестно выглядишь.
Брук уже хотела сказать, что после стольких усилий ожидает от мужа куда больше восторгов, но всмотрелась в его лицо и промолчала. Гримасничая, словно от боли, он опустился в обитое бархатом кресло.
— Ты очень волнуешься, да? — спросила Брук, подходя. Она попробовала опуститься на колени рядом с креслом, но платье было слишком узким, и ей пришлось стоять. — Какой красивый костюм, тебе очень идет!
Джулиан молчал.
— Иди ко мне, любимый, — проникновенно сказала она, взяв его руку в свои. Брук чувствовала себя немного фальшиво, притворяясь, будто все нормально, но так было нужно. — Волнение — совершенно естественно, но сегодняшний вечер будет…
Выражение глаз мужа заставило ее замолчать на полуслове.
— Джулиан, что случилось? Что?
Он пригладил волосы пальцами и глубоко вздохнул. Когда он наконец заговорил, от его глубокого ровного голоса у Брук по спине побежали мурашки.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — произнес он, глядя в пол.
— Хорошо, говори.
Он медленно вдохнул, выдохнул, и Брук вдруг догадалась: его состояние не имеет ничего общего с волнением. Перед ней мысленно промелькнули картины возможных несчастий, одно страшнее другого: у него нашли рак или опухоль мозга, болен кто-то из его родителей, кто-то разбился на машине… Господи, а если что-нибудь случилось с ее родней? Маленькая Элла? Мать?..
— Джулиан, да говори же, что произошло? Ты должен мне сказать, говори, и все!
Наконец, словно набравшись решимости, он поднял на нее глаза. На долю секунды Брук показалось, что все нормализовалось и можно продолжать подготовку к церемонии, но выражение глаз Джулиана тут же стало прежним. Он указал на кровать.
— Брук, ты лучше присядь, — предложил он с какой-то зловещей интонацией. — Такое тяжело слушать.
— С тобой что-нибудь? Или с нашими родителями? Джулиан! — Брук уже не сдерживала паники, уверенная, что произошла катастрофа.
Он приподнял руку и покачал головой:
— Нет, ничего такого. Это касается нас.
Что?!
— Нас? А что такого с нами?
Неужели он решил именно сейчас поговорить о проблемах в их отношениях? Вот уж действительно — нашел время!
Джулиан смотрел в пол. Брук потянула его за руку, потрясла за плечо.
— Джулиан, что ты несешь? Хватит подготовки, говори уже, не тяни!
— Такое дело… Появились, ну… фотографии… — Это было сказано с такой интонацией, словно Джулиан признавался, что ему осталось жить три месяца.
— Какие фотографии? — спросила Брук, некстати вспомнив о репортерше, ехавшей с ней в лифте. Она не забыла, с какой скоростью распространилась новость о ее несуществующей беременности, месяцами читала сообщения о романе Джулиана с Лайлой Лоусон, но компрометирующие снимки еще никогда не появлялись.
— Фотографии, которые выглядят подозрительно, но не отражают реального положения вещей…
— Джулиан!
Он вздохнул:
— Плохие, в общем, фотографии…
— Хуже или лучше, чем у Сиенны?
Всего пару недель назад они обсуждали «снимки Сиенны», вызвавшие настоящий скандал. По иронии судьбы, именно Джулиан отказывался понимать, как женатый человек, отец четверых детей, мог выйти на балкон номера отеля с полуобнаженной актрисой, виснувшей у него на шее. Брук придумала сразу несколько абсолютно логичных объяснений сцене, которая, казалось бы, допускала единственно верное толкование, но в конце концов согласилась, что не существует удовлетворительного объяснения, отчего Балтазар Гетти ласкает грудь Сиенны на одном снимке и засовывает язык ей буквально в глотку на другом. Неужели у него не хватило ума остаться в номере, раз он, полуголый, занят петтингом и вообще изменяет законной жене?
— Примерно такие же. Но, Брук, я клянусь тебе, все не так плохо, как может показаться!
— Что значит «примерно такие же»?! Что «не так плохо, как может показаться», если, как ты говоришь, ничего не было? — Брук смотрела на мужа, пока он наконец не взглянул на нее подобно робкой овце. — Покажи! — Брук протянула руку за журналом, который Джулиан сжимал в руке.
Он развернул журнал — это оказался «Спин».
— Нет, это не то, это я читал. Брук, позволь мне объяснить! Фотографии сделаны в «Шато Мармон», а ты знаешь, как нелепо…