Простая история
Шрифт:
Устроившись поудобнее, начинаю наблюдать за остальными. И с запоздалым огорчением понимаю, диванчики занимают вовсе не по наитию, а по какому-то сложному расчету. О котором я не имею ни малейшего представления. Не было ни слова об этой тонкости в переданном мне свитке. Да и Ештанчи, много поведавший о дворцовых нравах, ни одного слова на эту тему не сказал.
Какой-то откормленный господин остановился возле дивана и возмущенно запыхтел, посверкивая на меня заплывшими глазками. Видимо, надеясь разбудить этим мою совесть. Напрасно надеялся, я даже глазом не моргнул. Из этой неприятной ситуации
Не дождавшись от меня никакой реакции, толстяк несчастно оглянулся на распределяющего места помощника, но тот уже прошел дальше, показывая следующим просителям их диваны. Все те, кто к этому моменту уже устроены, с нездоровым интересом наблюдают за метаньями моего соперника, с удовольствием ожидая разрешения его проблемы. По-видимому, с развлеченьями тут туговато. Остальные редеющей толпой бредут следом за помощником, не обращая внимания на то, что творится сзади.
Через несколько минут, закончив распределение мест, чиновник важно возвращается назад и внезапно натыкается на покрасневшего и расстроенного толстяка. Мне не слышно их переговоров, зато прекрасно виден результат. С высокомерно поджатыми губами помощник разворачивается в мою сторону, а толстяк, победоносно улыбаясь, семенит сзади.
В зале наступила настороженная тишина. Подробностей разборки не желает пропустить никто, не каждый день к их услугам такое зрелище. Да и никому не хочется после оказаться самым неосведомленным.
— Кто ты такой? — не доходя нескольких шагов, холодно интересуется помощник.
И от того, как я сейчас сумею выпутаться, зависит, кто из нас выйдет отсюда посмешищем. Мне искренне жаль толстяка, но становиться посмешищем нельзя ни в коем случае.
— Меджиль Зовиени, владелец судна "Надежный" — не менее надменно роняю я, не меняя расслабленной позы.
Он уже открывал рот… чтобы выдать заранее приготовленный приказ… как вдруг вспомнил…
Интересно, что?
Но лицо из неприступно-холодного уже стало лакейски-приветливым, спина чуть склонилась в подобии поклона.
— Приветствую, — голос чиновника, претерпев мгновенное изменение, стал медоточив и дружелюбен. — Советник примет тебя сразу после трапезы. А место…
Он оглядывается на те диваны, куда рассаживал, как я теперь понимаю, самых важных гостей, и они начинают нервничать.
— Мне тут нравится… — безразлично бросаю я, и, пожалев несчастно сникшего конкурента, великодушно предлагаю — а этот господин… если желает, пусть устраивается рядом, места много.
Господин неожиданно бледнеет, потом покрывается красными пятнами… да что я опять не так сказал?
— Он может подождать там, — отправляясь по своим делам, небрежно махнул толстяку чиновник и тот уныло поплелся в сторону самых дальних кушеток.
Публика ехидно захихикала ему вслед, а я незаметно провел руками по покрывалу, отирая с ладоней пот.
Первый бой быстро выигран и первый враг так же быстро нажит. Неплохо я начинаю свою придворную карьеру.
Некоторое время мы предоставлены самим себе и некоторые используют эту возможность чтобы тихонько обмениваться новостями. Затем боковые двери распахиваются и слуги не спеша вносят подносы с едой и небольшими фарфоровыми чайниками.
Вот про эту процедуру Ештанчи рассказал подробно, обычай поить посетителей чаем существует в Дильшаре со времени прадеда Шаурсияра. Тот был в молодости известен как самый расточительнейший из ханов, зато к старости стал прижимистым скупердяем. И когда в один прекрасный день придворным бездельникам и посетителям подали чай, подвох заподозрили почти все. И оказались правы, после чаепития по залу прошел слуга с прозрачным кувшином, вежливо предлагая оплатить съеденное.
Вот и сегодня бегущие во дворец просители не зря нестройно позвякивали кошельками, впрочем, ничуть не пугая привычных птиц. Я тоже загодя приготовил несколько серебряный квадратов, но истратить их, как оказалось, было не суждено. Чиновник в золотой тунике, ловко огибая разносчиков, прямиком направляется ко мне.
— Советник приглашает тебя позавтракать с ним, — сообщил важно и, развернувшись, сразу направился назад.
Словно не сомневался, что я покорно последую за ним. И что самое обидное, был совершенно прав. Действительно следую, да еще и улыбаюсь так счастливо, словно получил в подарок жемчужный остров. Все просители и приближенные смотрят мне вслед, и далеко не во всех глазах светится откровенная зависть. Некоторые взгляды внешне невозмутимых южан так нехорошо задумчивы, что заставляют меня внутренне собраться. Ну да, слышал я в Дильшаре боязливые намеки на возможность не вернуться с визита к советникам.
Он сидит в просторной комнате на диване, подложив под себя ноги, и, на первый взгляд, не выглядит очень опасным.
Хотя… только на первый. Белые штаны и рубаха хотя и не украшены ни единым стежком вышивки, но так безукоризненно сшиты и из такого тонкого полотна, что сразу понятно, золотая туника слуги обошлась впятеро дешевле. Коротко стриженые волосы, бородка с проседью, отстраненно — вежливый взгляд узких глаз и сухие чуткие пальцы, небрежно отщипывающие кусочки горячей лепешки должны навевать чувство умиротворения… но происходит наоборот.
Под этим безразлично спокойным обликом чувствуется мощная воля и жесткий, даже жестокий характер. Впрочем, здесь, более мягкие до таких должностей и не доживают.
Он кивком предлагает мне садится, и я осторожно устраиваюсь на краешке соседнего дивана, вспомнив, как среагировал толстяк на предложение сесть рядом. Мне, конечно, простительно не знать всяких дворцовых тонкостей, раз я якобы прибыл из провинции, но только на первый раз. Невнимательных и неосторожных дворцовые акулы считают своей законной добычей.
— Зачем ты пришел? — запив лепешку горячим душистым настоем, без обиняков спрашивает советник.
— За советом, — виновато понуря голову, бормочу я, нервно сжимая кулаки, чтоб выглядеть волнующимся.
— Но советы я даю только своему хану, — не показывая даже капли заинтересованности высокомерно хмыкнул он, снова возвращаясь к лепешке.
Можно подумать, я этого не знал! Однако вслух говорю совсем другое.
— Да, господин, вот только… дело и касается хана… вернее его матери… великой ханши Саялат…