Прости меня
Шрифт:
– Я научен видеть противоречия сразу. По-моему, никаких тайн тут нет,
– Мистер Магнитолог, век реактивных передвижений, практически мгновенной связи между всеми так сблизил и так все усложнил, что события, противоречия в самых разных частях света глубоко зависимы друг от друга. Вот почему нужны донкихоты.
Он дымил сигаретой, большой добротный мужик.
– Вы не скучаете без газет?
– А вы?
– Я газетчик, мне трудно без них. Я люблю движение мысли, событий, новостей, споров. Я люблю сенсацию. Меня в безгазетную глухомань загнать очень трудно. Я всегда
– Тогда вам надо срочно уехать.
– Не гоните меня, мистер Магнитолог. Если я поехал с вами к бабушке на кулички, значит, я вижу тему.
– Но где же она, сенсация?
– Мистер Магнитолог, я по своему душевному складу, образованию, даже привычкам - юрист. Меня волнуют социологические проблемы. Сенсации общественного порядка. Современных людей сильнее всяких пожаров, крушений, ограблений захватывают сенсации общественного накала. Современный газетчик не может обойти социальные темы, если хочет быть фаворитом у публики... Я задумал сенсационную книгу. Не знаю, как она будет называться, но что-то вроде: "Социальная Антарктида"... Неплохо?
– Вроде бы неплохо, но какая в ней будет сенсация?
– Вы не замечаете? Рядом с вами сидит гражданин Америки. По всей береговой линии материка расположены маленькие штаты Франции, Бельгии, Австралии, Новой Зеландии. С вами работают поляки, чехи, немцы, болгары. Я, например, знаю, что в этом поселке будет построен американский научный дом. Это решено. И никаких виз, никаких политических и таможенных условий! Все помогают всем. Национальные колонии ведут работу глобального значения.
– Он развел в стороны свои большие ладони.
– Мне даже стало грустно, подумалось: неужели человечеству надо было найти этот непригодный к обитанию, суровый, страшный, губительный кусок земли, чтобы наконец-то люди могли ужиться рядом. Это как репетиция на космос. Дай бог, чтобы там ужились мы, как здесь, помогали друг другу, как здесь, на глыбе льда, раз не умеем жить в обетованных землях... Все работают на всех - девиз Антарктиды.
– Ну и что же?
– Такой безмятежный вопрос мог бы задать, очевидно, глубоко привыкший к подобным условиям человек. Вас не удивляет загадка Антарктиды? Здесь капиталисты работают рядом с коммунистами. Экономическая мощь разных систем подпирает эту работу. Поясните, что происходит? Если тут хозяйничает ее величество Наука, тогда не лежит ли в ее карманах граната коммунизма?
– обыденным тоном произнес он такие слова.
– Ага, все-таки здешние, нормальные, по-моему, отношения вы называете коммунистическими?
– А почему бы нет, мистер Магнитолог? Если бы мне пришлось подбирать людей для таких суровых экспедиций, безусловно, я искал бы тех, кто понимает коммунистическое общение.
– Но такое нравится вам только здесь? А дома, наверное, пронеси господи?
– сказал я.
– Не смотрите на меня, пожалуйста, как на примитива. Почему я не могу заметить сильные ваши стороны, к тому же ничего не меняя в укладе моих представлений? Ведь я репортер. Много видел, могу сравнивать, был однажды у вас в России... Меня у вас поразил воздух коллективизма, которым пронизаны самые крошечные воры вашего государства.
Он говорил "доллары" на особый кокетливый лад, как у нас говорят "деньгами", а не "деньгами".
– Позвольте мне, американцу, выразить вам свое восхищение сверхъестественным походом, напряжением сил, затраченных в этой стуже. Я восхищен вами. Я умею видеть и принимать ваше величие, ваши качества, которым надо завидовать и сожалеть, если сам их не имеешь. Но я не хотел бы жить всегда при всем этом. А вы, я думаю, не хотите стать американцем, но, если так случится, легко сделаетесь им.
– Неужели?
– Давайте сыграем так. Мы поменялись. Я к вам. Вы к нам.
Он посмотрел на карту, висевшую за моей спиной, загадочно улыбнулся и начал искать что-то в карманах пушистой куртки. Он достал два значка: полосатый американский флажок и наш алый на контуре Антарктиды. Полосатый он приколол на точку Москвы, другой - на .зеленое поле Америки.
– Вы попали к нам, - он показал широким жестом некое неоглядное пространство.
– Я в это время нахожусь у вас. То, что я найду, меня восхищает во многом, но никак не удовлетворит полностью. Мне досталось то, что потеряли вы.
– Значит, с этой минуты я в Америке с моими потерями?
– Да, конечно.
– Взгляд на карту.
– И вам понравится невиданный размах, ее красота... Я, - продолжал самодовольно Американец, - у вас не изменюсь. Мне слишком недостанет многого. Но ваш человек, то есть любой человек, имея возможность получить все, конечно, переменится.
– Вы убеждены?
– Человек остается человеком. Всем или только себе. В этом одно из печальных земных противоречий. Восхищаясь вами, я не меняюсь. А вы, если...
– Ну что гадать, - остановил я.
– Вы здесь наяву. За ваши слова можете сами ручаться. Меня у вас, как ни крути, все-таки нет. Я в Америке пока еще не был. Но позвольте спросить, кивая на других.
– Пожалуйста, - великодушно разрешил он.
– Рядом с вами лежит маленькое государство. Кажется, не было там ни газет, ни радио, воспитывающих в другом понимании. Были штыки солдат, оберегающих ее, вашу неограниченную... Все было. Почему тот самый "любой человек" однажды предпочел автомобилям и виллам бедность, карточки, неустройство, нелегкий труд и опасность?
– О, - сказал он, откидываясь на стуле, - теперь я чувствую, с кем говорю... Но хочу вам заметить, мир сложен, и современный человек сложен. Это не монолит чувств и мыслей, движимых в одном раз и навсегда установленном направлении. Современность надо уметь видеть в разных измерениях и в противоречиях.
– Он зажег сигарету, затянулся несколько раз пахучим дымом, отогнал его в сторону ладонью.
– Взгляните на Землю, сказал бы я. Там раскалывают атом и шлют приборы на Луну, а в джунглях Америки, Австралии, Африки прячутся первобытные племена. Каменный век! А в горах Индии племя года хранит обряд жертвоприношения, добывает огонь трением дерева о дерево.