Прости, но я люблю тебя
Шрифт:
— От этого не сбежать.
— Конечно, нет.
— Дилетта, тебе всё равно придётся сдавать экзамены! — они смеются с надеждой, пытаясь проклясть эту аварию. За этим стеклом воспоминания о Дилетте. Смешной анекдот. Её огромная способность поддержать в любой момент. Её мощная, суперсильная, здоровая красота. Её экстраординарная игра в волейбол. И парень, которого у неё никогда не было.
— Знаешь, кто за ней ухаживал в последнее время?
— Нет.
— Филиппо из пятого «А».
— Да ладно, ты шутишь! Он лакомый кусочек! А она?
—
— Поверить не могу, она просто сумасшедшая! — Олли трясёт головой. — Блин, я...
— Олли, здесь её родители. И к тому же, твой авторитет в этом сомнителен.
— Я знаю, но всё равно, вы ведь тоже легли бы с ним.
— Да, но не так быстро, как ты.
— Потому что я более откровенная и менее придирчивая. — Смех, шутки и сплетни, словно Дилетта с ними рядом, они пытаются провести эти часы так, словно не было никакой аварии.
Когда происходит такое, дома тоже всё кажется другим. Это как стекло, которое раньше было тусклым, вдруг позволяет тебе лучше разглядеть жизнь.
Ночь аварии. Бум. Ники. Звонкая пощёчина прямо в лицо.
— Ай, мама! Ты с ума сошла?
— Я? А тебе кажется, ты вернулась домой вовремя?
— Дилетта в больнице, она в коме!
— Да, конечно. Уверена, ты только что это придумала. Ники, тебе совсем не стыдно?
— Мама, но это правда, она попала в ужасную аварию.
— Хватит! Ты прямо сейчас отправляешься в свою комнату!
И несколько дней спустя, когда Симона узнает, что сказанное её дочерью – это правда, именно ей становится до смерти стыдно.
— Мне жаль, милая моя, я подумала, что ты врёшь.
— Ты думаешь, что я способна придумать что-то вот такое? За кого ты меня принимаешь, мама?
— И как она сейчас?
— В данный момент никак. По крайней мере, никаких ухудшений. И лучше ей, конечно, тоже не стало. Мне очень плохо.
— Мне так жаль...
Симона обнимает Ники, и та начинает плакать у неё на плече. Она отпускает все свои эмоции, так, словно она снова стала маленькой девочкой, ещё большей дочерью, чем раньше, маленькой, как никогда. А Симона обнимает её и хочет заставить улыбнуться. Как всегда. Больше, чем всегда. Игрушкой. Конфетой. Куклой. Платьем. Одним из тех её таких маленьких пожеланий, которые она всегда умела удовлетворить. Но не сейчас. Сейчас она не может. Сейчас ей не остаётся ничего, кроме как молиться. Ради дочери. Ради её подруги. Ради жизни, которая иногда поворачивается спиной и совершенно игнорирует твои желания. И дни тянутся медленно и мучительно. Один за другим, без малейшего лучика солнца в этом маленьком туннеле. Тёмные и молчаливые дома. Вставать с постели. Ждать и надеяться. Возвращаться в кровать. И снова вставать. Ждать. Идти спать. И любой звонок любого телефона – это всегда волнение, замирание сердца, надежда, мечта, желание... И наоборот – ничего. Ничего. Иди дальше в молчании.
92
Тем же вечером.
— Sapere aude! — Ники сидит рядом с
Ники кладёт книгу на ноги. Она с отчаянием разглядывает её спокойное, расслабленное лицо, ей кажется, что она не может слышать её. Но это её последняя надежда. Поддерживать живым её внимание. Вдох. Ники собирает все силы.
— Ладно, бесполезно делать вид, что ты такая глупая. Ты тоже должна повторить Канта. Ты ведь не думаешь, что освободишься от экзаменов? Извини, но мы уже решили, что все вместе пойдём в университет. А Волны никогда не нарушают своих обещаний! — Ники читает дальше. — Посмотрим, это уже посложнее. И именно поэтому мне нужно, чтобы ты немного сосредоточила внимание. Поговорим о гносологии Канта...
— Гносеологии.
Внезапный голос. Хриплый. Тихий. Слабый. Но её голос.
— Дилетта!
Дилетта поворачивается к Ники и улыбается ей.
— Это произносится через «е». Ты всё время путаешь.
Ники не может в это поверить. Она начинает плакать крупными слезами. Плачет и смеётся одновременно.
— Гносеология, гносеология, я могу повторить это тысячу раз, чёрт, через «e», через «e». Это самое прекрасное слово в мире!
Она встаёт и неловко обнимает её, пытаясь не трясти её, но у неё не получается сдержаться. Она утыкается лицом в её шею и плачет, как малышка, какой она была, какой она и сейчас является, какой она обожает быть.
— Говорят, философия дарит мечты!
Эта маленькая девочка вознаграждена. Она давала обещания день за днём и только что получила самый прекрасный подарок в мире. Ответ на свои молитвы. Её подруга вернулась. И один за другим входят Олли, Эрика и родители, а ещё какая-то кузина, имени которой они никогда не помнили, и наконец старшая медсестра.
— Разойдитесь, вон отсюда, дайте ей вздохнуть, здесь слишком много народу, выйдите!
— Что за манеры!
Не говоря о манерах её самой, Олли.
— Это наша подруга, чёрт побери!
Все смеются, даже родители, счастливые, что настал день, когда им не нужно больше ни с кем бороться. Светящиеся, Олли, Ники и Эрика выходят из палаты. Они словно безумные.
— Этим вечером все идём в «Аляску», да о чём я, я пойду к фонтану ди Треви. Вы со мной?
— Олли, так делают все!
— Но мы наверняка встретим какого-нибудь красавчика, вроде этого... Марчелле... Марчелло... Come here!
— Мы уже знаем, зачем тебе это. У тебя идея фикс!
Они смеются. Затем обнимаются все вместе, вкруг, как команда регби, посреди коридора. Наклоняются друг к другу головами.
— Ради Дилетты.
— Гип-гип-ура! — и они высоко подпрыгивают, все враз, смеясь, не обращая внимания на медсестёр, которые кричат им «Тишина!», которые не могут также крикнуть, хотя, вероятно, им тоже хотелось бы так.
На улице перед больницей. Ники надевает шлем.
— Девочки, сегодня вечером я буду дома, надо позаниматься. Эх, немножко осталось.
— Мы столько времени потеряли.