Прости, но я ухожу
Шрифт:
Не зная, что ему сказать, я положила на тарелку плов, к которому быстро нарезала овощной салат.
– Давай об этом позже побеседуем, хорошо?
– спросила дрогнувшим голосом, от звучания которого захотелось расплакаться.
Петя кивнул и вдруг поднялся, подошел ко мне и прижал к себе. И я, несмотря на то, что очень хотелось быть сильной для моего мальчика, вцепилась в рубашку сына пальцами и беззвучно разревелась.
На следующий день, проведя жуткую бессонную ночь, я все же решила взять себя
Правда, при взгляде в зеркало хотелось скривиться и обратиться к всевышнему с просьбой выдать мне новую внешность. Глаза опухли от слез, в том числе непролитых, под ними залегли черные круги, а уголки губ скорбно опустились вниз.
В противовес мне Леля, поди, выглядела и чувствовала себя в разы лучше, чем несчастная брошенная престарелая супруга. Нужно было с этим что-то делать, потому я позвонила маме и подруге и попросила их приехать прямо к нам, чтобы они помогли мне со сборами.
Петр был отправлен по делам, которые еще требовалось завершить перед праздником, так что мы с Ксюшей остались одни.
От Вадима известий не было, и я очень надеялась, что у него хватит мозгов сегодня пропустить празднество, а уж я как-нибудь отоврусь, чтобы не портить праздник поиском отговорок по поводу отсутствия мужа.
Размышляя об этом, я вытащила приготовленное для похода в ресторан платье. Надену его, а потом Люся и мама помогут мне собраться. Им о случившемся я непременно расскажу - сил на то, чтобы делить боль с самой собой, у меня больше не осталось.
Когда раздался звонок в дверь, я как раз докормила дочь, после чего она отправилась по своим делам играть с куклой, а я пошла открывать. И когда сделала это, отшатнулась.
На пороге стояла она - любовница моего мужа, которой хватило наглости припереться сюда в тот момент, когда я была занята днем рождения дочери!
– Тетя Аглая, выслушайте меня, умоляю!
– взмолилась она, делая шаг вперед и понуждая меня машинально отступить.
– Я пришла просить у вас прощения, хоть Вадик и был против!
2.3
2.3
Она даже будто бы поперхнулась следующим словом. Захлебнулась, глядя на меня и протягивая ко мне руку. А я смотрела на Лелю, которая росла на моих глазах, и сейчас осознавала со всей отчетливостью - она больше не маленькая девочка. Она - женщина, укравшая у меня мужа.
Уничтожившая мою прошлую жизнь.
– Я не знаю, как так получилось, что мы полюбили… Вадим старался держаться, я тоже говорила, прежде всего, себе, что так неправильно! Но мы не смогли справиться с чувствами. Тетя Глаша, простите, я вас умоляю! И ненавидьте за все только меня, так будет справедливо!
Сказанных ею слов хватило для того, чтобы я вскипела за считанные мгновения. Эта маленькая дрянь не только потопталась по моей душе, она еще и нашла в себе наглость прийти в мой дом! И хорошо хоть Ксюша была сейчас в малом
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я схватила Лелю за шиворот и толкнула прочь из квартиры. Пока она пыталась осознать, что происходит, я вытащила Миронову прочь, поволокла к черной лестнице.
Пусть на меня смотрели камеры, установленные в общем коридоре; пусть она упиралась и только и делала, что перебирала ногами - ей нужно спасибо сказать за то, что я не схватила Лелю за волосы и не проредила ее шевелюру.
Несмотря на то, что эта наглая девица была выше на голову, в меня словно бес вселился и помог дотащить ее до первого пролета. И когда я уже хотела было отпихнуть ее прочь, Леля заверещала:
– Пожалуйста, не надо! Я беременна!
Трезвость пришла с ощущением, будто мне прямо по затылку ударили тяжеленным молотом. Я отпустила Лену и отступила, тяжело дыша, хотя и казалось, что кислород в мои легкие попросту не проникает.
Я беременна. Я беременна… - эти жуткие два слова звучали в голове, словно рефрен. Леля носила ребенка моего мужа!
Развернувшись, я помчалась в квартиру. Запрусь на тысячу замков и буду осознавать произошедшее. Но уже знаю, что вряд ли удастся совладать хоть с частью того, во что стремительно превратилась моя жизнь…
Когда в дверь раздался очередной звонок, я поняла, что мне в вены будто бы впрыснули лекарство, которое отрезвляет на всю жизнь. Не осталось каких-то чувств, переживаний, эмоций. Все в душе казалось выжженным ледяным ядом, отравляющим внутренности, но приносящим успокоение.
Люся и мама, которые приехали, чтобы помочь мне со сборами, болтали без умолку, а когда подруга усадила меня и стала колдовать над моей прической, я ровно и без каких-либо переключений на ненужные эмоции, рассказала им все.
Надо было видеть лица Людмилы и мамы. Они сначала округлили глаза, затем переглянулись. Я могла поспорить - в их головах одновременно возник один и тот же вопрос: Глаша что, чокнулась?
– Постой, Куденкова… - прошептала в неверии Люся, - Вадик сказал, что он любит Лелю Миронову, потом собрал вещи, уехал жить к ней, а сама она пришла к тебе сегодня и сказала, что беременна от него?
Подруга нащупала рукой спинку стула, подтащила его к себе и устроилась на нем. А мама выглядела так, что стало ясно - хорошо, что она уже сидела к моменту, когда я поведала им о своем несчастье.
– Да, именно так, - кивнула я.
Как же странно я себя ощущала сейчас! Как будто бы известия о беременности Лели отключили во мне все, словно внутри был тумблер, и Миронова одним точным нажатием сумела его опустить.
– Господи, девочка моя!
– воскликнула мама и, бросившись ко мне, прижала к себе крепко, как в детстве, когда я боялась, скажем, страшного волка из сказки.
Только сейчас волком был тот человек, которого я обожала и называла мужем. Самым близким и родным.