Прости, прощай
Шрифт:
Не было у нее желания встречаться ни с тем, ни с другим.
– Ну, до Пушкинской далековато будет, а до Таганки рукой подать...
– Ничего, на метро быстро...
– Ну, мне с Борисом интересней...
– А мне очкарика подсовываешь. Как его хоть зовут?
– А-а... сейчас... Имя у него еще такое, не совсем обычное... Ульян, кажется... Он еще говорил, что его как Шекспира зовут. Но Шекспир же не Ульян, нет?
– Шекспир – Уильям. Или просто Вильям.
– Во! Точно! Вильям его зовут!.. И сам он, как Вильям, ну, мягкий такой, расплывчатый, что ли. Хлюпик, в общем...
– И
– Ну, мы же подруги, мы же должны друг дружку выручать? Не так уж часто я тебя о чем-то прошу...
Насчет подруг Яна могла бы поспорить. Не могли они называться подругами в полном смысле этого слова, слишком уж разные у них интересы. Только одна жилплощадь их и объединяла. Но спорить Яна не стала. Как не стала отказываться от встречи с каким-то Вильямом. Глядишь, когда-нибудь и Лиза ее в чем-то выручит... Да и в кино неплохо сходить, пусть даже и с очкариком...
– Хорошо, я согласна...
– А что ты наденешь?
– Мне, в общем-то, все равно.
– Мне, в общем-то, тоже... Что есть, то и надевай. Пальто, конечно, не шик, но в принципе ничего... А вот шапку свою оставь...
– Почему?
Пальто у Яны было новое. Родители недавно приезжали, мама почти весь день очередь в ГУМе отстояла, чтобы обновку ей на зиму купить. И шапку-шарфик там же купила. Симпатичная шапочка, с длинными ушами, которые можно было использовать как шарфик. И непонятно, почему Лиза ее забраковала.
– Потому что выглядишь в ней, как та дурочка с переулочка... В принципе, можешь надеть, Вильяму все равно будет...
– Да ладно, – пожала плечами Яна. – У меня волосы густые, мне и без шапки хорошо...
– Да, что есть, то есть! – завистливо кивнула Лиза. – Волосы у тебя шикарные, и парика не надо... Мне бы твои волосы... И глаза... Глаза у тебя необычные... Сама обыкновенная, а глаза необычные...
Яна и сама знала, что глаза у нее очень красивые. Большие, синие и, если верить брату, глубокие, как море. А мама говорила, что они у нее переливаются, как морская гладь на солнце... А волосы у нее от бабушки – темно-русые, густые. Раньше она их в косу заплетала, а потом обрезала до лопаток – так сейчас их и носит. Расчесываются они легко, потому что толстые, как конский волос: тяжелые, не путаются. Но глаза и волосы были единственным ее преимуществом перед обыкновенными девушками, в разряд которых записала ее Лиза. По большому счету, она действительно была обыкновенной, но ей-то все равно...
Вильяма она узнала сразу, хотя он мало чем напоминал хлюпика-очкарика, которого нарисовала ей Лиза. Болоньевая куртка – да, немного прыщавое лицо – тоже было. И очки тоже присутствовали, но вовсе не смешные велосипеды. Красивая и модная оправа из тонкой нержавеющей стали. Куртка явно не ширпотребовская от фабрики «Красная швея» – наверняка фирма. Красивая куртка, темная с белыми полосами, дутая – как будто пухом набита. Полусапожки, заправленные в них джинсы. И здесь фирменный стиль. Фабрикой «Парижская коммуна» тут не пахнет. Обувь из Парижа, но без всякой коммуны. Каким одеколоном он пользовался, Яна угадала чуть позже, когда вплотную подошла к нему. Знакомый запах, «Чарли», ее старший брат за большие деньги когда-то покупал, чтобы к девчонкам
Он смотрел на Яну, как на мифическую Афродиту, выходящую из пены морской.
– Здравствуйте. Вы, случайно, не Вильям? – смущаясь, спросила она.
– Вильям, – растерянно улыбнувшись, энергично кивнул он головой. – Но не случайно...
– А я Лиза... То есть Яна... Но за Лизу...
– Вот оно что... – задумчиво потирая пальцами подбородок, сказал он.
На вид ему было лет восемнадцать. Может, на самом деле он был старше, и если так, то прыщавые щеки скидывали несколько лет. Впрочем, это были всего лишь прыщи, а не уродливые фурункулы. И не так уж их и много – лишь то, что осталось от юношеского возраста. Еще пара-тройка лет, и от них не останется и следа...
– А Лиза где?
– А-а, Лиза...
Яна невольно задумалась, рассматривая Вильяма, поэтому его вопрос застал ее врасплох.
– А она заболела... Температура у нее. Тридцать девять и девять.
– Двадцать одно.
– Что, простите?
– Двадцать одно, говорю. Тридцать девять и девять, тройка и две девятки, сумма двух цифр дает двадцать одно...
– Считать я умею. Да, получается, двадцать один. Но что с того?
– Не двадцать один, а двадцать одно. Двадцать одно очко. Игра такая есть, в карты, очень популярная, «очко» называется. Может, знаете?
– Нет.
– Удивительно... Двадцать одно очко – самое счастливое число. Меньше – плохо, а больше нельзя... Вы понимаете, что я имею в виду?
– Если честно, то не очень.
– Тридцать девять и девять – счастливое число. И под этим числом мы с вами встретились...
– Да, но температура не у меня, а у Лизы...
– Но встретились-то мы с вами.
– Да, но я за нее... Хотела сказать, что заболела...
– Сказала, и хорошо, что сказала... Ничего, если мы будем на «ты»?
– Ничего. Но мне все равно... Пора мне...
Отправляясь на свидание, Яна собиралась сходить в кино с Вильямом, а сейчас думала о том, как бы поскорее сбежать от него. В общем-то, ничего удивительного: ведь она собиралась в кино с недотепой-очкариком, а перед ней стоял вполне состоявшийся и более чем просто симпатичный мужчина. Он волновал ее, она смущалась, ее состояние было близко к легкой панике. Поэтому и хотелось бежать.
– А как же билеты? – спросил он чуточку растерянно.
– В кино?
– Нет, в театр... Мольер, «Мизантроп», постановка Эфроса, Золотухин в главной роли. Очень интересно...
– Не сомневаюсь. А билеты?
– А разве я не про них спрашиваю? Есть билеты, но на послезавтра. А сегодня туда лучше не соваться – сегодня сам Горбачев здесь будет, «Мизантропа» будет смотреть...
– Горбачев? – удивилась Яна. – Генеральный секретарь?
– Он самый... Я бы мог и на сегодня билеты достать, но на сегодня у меня другие планы. Сегодня у меня по плану – обкатка машины. Можем вместе покататься, если ты не против...