Прости себе меня
Шрифт:
Несколько мгновений, которые вновь показались целой вечностью. Дани закрыла глаза, стараясь дышать ровнее. Минуту спустя почувствовала, как его пальцы, наконец, отрываются от онемевших губ. Она тут же сделала резкий вдох. Лбом ударилась о стену, но Егор тут же подставил свою ладонь, смягчая соприкосновение.
Зачем?..
— Я не понимаю... — прохрипела надломленным голосом. Уловила слезинку, что сорвалась с кончика носа и устремилась вниз к её ногам.
Он продолжал стоять позади, касаясь торсом её спины. Тяжёлое прерывистое дыхание обжигало затылок,
— Не ври, — Егор перешёл на шёпот, — ты всё понимаешь...
— Олег? — вздрогнула от произнесенного имени и, набравшись храбрости, выкрутилась, оказываясь лицом к лицу со своим палачом. Ужасаясь тому, чего она никогда ранее не видела в его глазах. Боль?
— Хочешь сказать, что ничего не помнишь? — Его рука переместилась. Длинные пальцы задели её покрасневшие губы. Провели на ним слегка шершавой подушечкой, совсем немного растягивая. — Хочешь, я освежу твою память?
...
Даниэла почувствовала его губы. Они прижались к её виску, мягко целуя. Глаза в ту же секунду утонули под веками. Это касание было чем-то большим. Оно вселяло ужас и приводило девушку в какое-то коматозное состояние.
— Вспоминай, Муха. В тот день был град размером с горох. Твоя мать скулила, что он побил её розы.
Закрыв глаза, она судорожно перебирала в своей голове обрывочные воспоминания. Это было так давно...град? Розы?
— Не знаю, зачем ты тогда притащилась. — Он продолжал шептать, срывая с её губ тихий всхлип. — Было поздно. Странно, что ты вообще тогда появилась. Олег, наверное, забыл закрыть ворота.
Пазл всё ещё не хотел складываться. Сколько бы она не пыталась сложить детальки в полноценную картину — ничего не получалось.
Олег... как такое вообще возможно? Его дядя! Они же с Егором были так близки! Она всегда считала, что Олег заменял Егору отца. Потому что второй так часто отсутствовал дома...
А потом Олег умер. Внезапно и глупо. Насколько ей было известно, мужчина наглотался снотворного и угорел в своей квартире. Она собственными глазами видела, как скорбела семья Гордеевых в эти дни. Как убивалась Тамара по брату. Как подавлен был Эдик. А Егор?
Уже тогда он отдалился от Даниэлы. Его безразличие и холодность к ней не были внезапными. Всё происходило постепенно. Но на похоронах Эдика она надеялась на то, что Егор подпустит её к себе. Но он разбил её надежды в тот момент, когда оттолкнул её руку.
— Я всё ещё не понимаю, — очнулась, когда его пальцы перестали касаться губ. Подняла голову, заглядывая глубже. Всматриваясь в чернеющую радужку его глаз, — я не вру тебе, Егор.
— Почему я не верю тебе, Даниэла? — горечь, поселившаяся в нём давным-давно, будто ожила, больно впиваясь в нутро.
Он провёл кончиками пальцев по изящной девичьей шее. Царапнул коротким ногтем тонкую ключицу и, зацепив ворот футболки, потянул ткань в сторону. Обнажил оголодавшему взгляду вид на бархатистую кожу, что в один миг покрылась мелкими мурашками.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, Егор, — она замотала головой, прячась от его
— Лгунья, — не скрывая злости, протянул Егор, — маленькая лгунья. Я же видел тебя. Тогда. В окно. Ты была там.
Он был уверен, что видел её. Её ядовито-розовые колготки он не мог спутать ни с чем другим. Видел, как она, склонившись, заглядывала в тёмный подвал, выискивая там что-то. Возможно, она искала его. А когда увидела их копошения, тут же рванула с места. Бросила его. Промолчала. Никого не позвала. И продолжала молчать.
— Егор, я правда не помню ничего такого! Я правда не понимаю...
А он не хотел слушать. Мог бы. Но не хотел. Перехватил её за лицо, крепко стискивая щёки длинными пальцами, и потянул на себя. Дани зашипела, молниеносно хватаясь за его предплечье обеими руками. Снова поднялась на носочки, вытягиваясь тугой струной. Боль была тупой и такой неожиданной, что Даниэла тут же потеряла поток мыслей, что так кропотливо собирала воедино последние несколько минут.
— Как? — прорычал ей в лицо, склоняясь ниже. Их глаза оказались почти на одном уровне, — Как, скажи мне, Муха? Как можно такое не помнить?!
Она бы ответила, если бы могла. Если бы его пальцы не впивались в лицо. Если бы не чёрная ярость в его глазах. Она парализовала. Выбивала почву из-под ног.
Егор шумно вдохнул воздух. Опустил голову, кончиком носа касаясь её волос и едва слышно постанывая. Мгновенно почувствовал как вниз живота ударила горячая волна. Кипяток. Он хотел её, как никого. Стоило приблизиться, и яркие фейерверки в башке затмевали здравый рассудок.
Его внимание прикипело к полуобнажённому плечу. Это он его оголил. Такое хрупкое. Почти детское, блять. Затем глаза... ресницы. Они дрожали, словно жили отдельной жизнью. И снова плечи. А затем грудь, облепленная тонкой тканью. С этими... едва просматриваемыми сосками.
— Мне больно, — скомкано произнесла Дани, преодолевая стеснение от его пальцев, — Егор...
Его имя. Оно стало отправной точкой очередному не возврату. Девушка лишь заскулила, когда его рот впился в раскрытые губы. Когда его язык грубыми толчками слал врываться внутрь. Протискиваясь сквозь зубы и то жалкое сопротивление, которое она оказывала.
Сгрёб девчонку в охапку перед тем как опрокинуть на кровать. Она ахнула. С хрипом и глухим возгласом. Попыталась отползти от него, но тут же была поймана.
— Не поступай так со мной, Егор! Не надо! Прошу! Не делай это! — затараторила, одновременно выкручивая свои руки из его стальной хватки, — не делай, я умоляю. Ты же...
— Я просто растормошу твои воспоминания, Даниэла. Ну же, хоть раз, — опустил руку на её шею и сдавил ту, — будь паинькой? Я буду с тобой нежным. Я очень постараюсь, Дани.
Он нависал над ней, продолжая удерживать на месте. Ему хватало одной руки. Просто держать её за глотку. И она тут же затихает. Смотрит на него большими зелёными глазами. Взмахивает своими длинными ресницами. Губы дрожат. Такая соблазнительная. Всегда.