Прости за все
Шрифт:
– Ну, а у вас есть дети?
Она покачала головой.
– Нет? Да это не беда, будут еще. – Рустам наклонился к Вере через стол, заглянул ей в лицо. – Честное слово, вот увидите. Вы еще такая молодая.
– Мне уже тридцать, – отчего-то шепотом проговорила Вера и моргнула, прогоняя слезы.
– Тридцать! Вот нашла, чем удивить! – Он добродушно усмехнулся. Потом поднялся и пересел к ней. Положил на плечо свою громадную, тяжелую ладонь.
Вере стало так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Она почувствовала себя защищенной ото всех бед и
– Глупышка, – ласково сказал Рустам, приблизив губы к вериному уху. – Разве же это возраст? У тебя еще все впереди. Поняла?
Она кивнула и вздохнула судорожно, подавляя окончательно все еще стоящий в горле комок.
– У тебя обязательно будет малыш. – Рустам погладил Веру по голове и слегка отстранился от нее. – Ничего, что я на «ты»? Не обиделась? Ты ж для меня все одно, как и Алсушка – кызым.
– А что такое кызым?
– По-татарски значит девочка, дочка. Мне-то уже сорок семь стукнуло, по сравнению с вами я старик.
– Какой же вы старик! – вырвалось у Веры невольно и оттого слишком горячо. Тут же она почувствовала, как загорелись мочки ушей.
Рустам улыбнулся, блеснув зубами, глаза его весело сощурились.
– Стало быть, ничего еще? Могу понравиться молоденькой?
В тоне его отчетливо слышалась хитреца – разумеется, он прекрасно знал, какое производит впечатление на женщин.
– Можете! – Вера тоже закокетничала, лукаво опустила ресницы, надула и без того пухлые губки.
– Ну хорошо, хорошо. – Рустам снял руку с ее плеча и, вернувшись на свое место, принялся допивать чай.
Вера была разочарована. Ей хотелось, чтобы он по-прежнему сидел рядом и обнимал ее.
Они еще поговорили о том, о сем. Выяснилось, что Рустам работает на заводе, руководит конструкторским бюро. Что в Москве он бывает чуть ли не ежемесячно, но сходить никуда не успевает, потому что завален делами.
– Все мечтаю попасть в Большой, на балет. Мы с женой лет десять назад смотрели «Лебединое озеро», красота! – сказал Рустам и звучно цокнул языком.
Вера, в свою очередь, рассказала ему о лаборатории, Кобзе и их проекте с растворителем. Почему-то о Мите ей говорить не хотелось, хотя Рустам несколько раз спросил ее, чем занимается муж. Она ответила односложно: «Он литератор», и постаралась перевести беседу в другое русло.
Чайник давно опустел, за окном была озаряемая лишь фонарями непроглядная мгла. В соседнем купе, наконец, угомонились, и только изредка раздавался тоненький девичий смех.
Вера боялась смотреть на часы. Наверняка, время заполночь, пора ложиться, рано утром поезд прибудет на вокзал, и сразу надо будет ехать в институт, разбираться с материалами. Но как ляжешь, если прервется этот драгоценный, на вес золота разговор? Ведь им и быть-то осталось вместе меньше десяти часов.
Она ждала, чтобы Рустам подал какой-нибудь знак. Она не
– Верочка, вы не устали? Вон, глазки слипаются. Я вас совсем заговорил. Стелитесь и на боковую. – Он встал и вышел из купе.
У нее сердце запрыгало в груди. Он хочет ее! Хочет! Сейчас она ляжет, он войдет. Залезет к ней под одеяло, обнимет своими горячим, медвежьими лапами. И…Митя, господи, как же Митя? Ведь еще сегодня утром она любила его. Что за чушь, почему «любила»? И сейчас любит. Он ее муж, а это кто? Посторонний чужак, счастливо женатый, о жене говорит с нежностью: «Она у меня хозяюшка, целый день у плиты. Пироги печь мастерица».
Обо всем этом Вера думала, дрожащими руками расстилала влажную простыню, засовывая в наволочку тощую поездную подушку, вынимая шпильку за шпилькой из тугого пучка. В глубине души она уже знала ответ на все тревожащие ее вопросы. Пусть чужой, пусть женатый, пусть какой угодно. Она будет с ним, даже если после этого ее сбросят с моста в реку.
Она наспех сняла макияж и легла, натянув до подбородка одеяло.
– Рустам! Можете заходить.
Он показался в дверях.
– Все уже спят. Даже наша Алсушка.
Вера наконец глянула на часы: они показывали половину третьего.
Рустам быстро и ловко управлялся с постелью.
– Ну все, спокойной ночи. – Он щелкнул выключателем и погасил тускло светивший ночник. Верхний свет вырубили давным-давно.
Вера зажмурилась, вся превратившись в ожидание. В темноте слышался легкий шорох и скрип.
– Спокойной ночи, – повторил Рустам.
Она открыла глаза. Он лежал на соседней полке, укрытый одной простыней.
– Одеяло могу отдать, чтобы теплее было. Мне-то ничего, я к холоду привычный, а тебе к утру будет зябко.
– Не будет. – Вера почувствовала, как пересохли губы.
Значит, он собирается спать. Ничего ему от нее не надо, все она придумала сама. Ну и ладно, и пожалуйста! Она резко отвернулась к стенке.
– Вера, – тихо позвал Рустам.
Она не отвечала.
– Вера, ты в каком институте будешь работать?
– А что?
– Ничего. – Он усмехнулся. – Просто, стало интересно.
Вера сквозь зубы пробурчала название принимающего ее предприятия.
– А, ясно, – удовлетворенно произнес Рустам. – Ну все, спим.
Ей казалось, подушка колется, как еж. От простыни неприятно пахло сыростью. Вагон трясло так, будто поезд сходил с рельсов. Нет, она определенно не могла спать. А вот Рустам, кажется, преспокойно отключился. Вера слышала его ровное, сонное дыхание совсем рядом. Стоило лишь руку протянуть, и можно было коснуться пальцами его лица. Что, если рискнуть, разбудить?
Она откинула одеяло и села на полке. Сердце гулко стучало в такт колесам. Ей опять вспомнился Митя. Он там, в Москве, один, сидит за компьютером, ждет ее. Она же хотела, чтобы он ее ждал! У них все хорошо, так же точно, как у Рустама с его женой. Даже лучше – они молодые, у них все впереди.