Простодушное чтение
Шрифт:
Ну и так далее.
Как и полагается на компьютерном мониторе, злодеи рассыпаюсятся в прах, герои преодолевают уровень за уровнем. И в финале все о\'кей – мальчик соединился с девочкой в законном браке, ребеночек их, как видно из приведенной выше цитаты, родился с удивительно крепкой нервной системой, способный сладко спать у мамы на изгибе левой руки под грохот автомата с изгиба правой маминой руки.
Хеппи-энд. Автор освободился от внутренней завороженности эстетикой видеоклипа, установил необходимую для художника дистанцию со своим материалом. Но уже не ясно, откуда он смотрит на своих героев и выстроенный для них мир. Точку внутренней (эстетической,
P. S. Замечательную (я – без иронии) песенку недавно пустили на МузТВ, цитирую почти дословно:
Типа я без тебя,
типа жить не могу,
типа знаю слова,
типа лю, типа блю.
О роковых тайнах женской души
Вера Калашникова. Ностальгия // «Звезда», 1998, № 9
Впечатлительным мужчинам эту повесть я бы читать не советовал. Если, конечно, у них нет склонности к мазохизму.
Чтение ее способно породить тяжкие для мужчины вопросы о характере современной женщины, и вообще – женской, так сказать, ментальности.
Про художественный уровень говорить много не буду. Он средне-беллетристический. Текст читается, – впрочем, если, конечно, читать бегло.
Завораживает не стиль. Другое завораживает.
И автор, и главная героиня – женщины. И проблематика повести сугубо женская. И угол обзора, и сокровенная мысль – все женское. Все, так сказать, из первых рук.
Но по порядку.
У героини поэтичное, красивое имя – Полина. И она, соответственно, хороша собой. Мужчины на улицах заглядываются. Тридцать два года. То есть все при ней – и молодость, и красота, и образование, и жизненный опыт. Интеллигентка в четвертом поколении – два языка знает, диссертацию про немецкого поэта Гёльдерлина пишет. Жительница Санкт-Петербурга. Пока. А далее намерена жить за границей. С этого повесть и начинается.
С того, что героиня моет голову шампунем и звонит телефон, ну то есть так не вовремя, тем более что Полина даже знает, кто и зачем звонит, – Манфред из Германии, замуж за которого она выйдет через месяц. Опять будет объяснять, как и какие документы приготовить. Звонок действительно из Германии, но звонит не жених Полины, а его близкие, сообщить, что Манфред умер. Героиня потрясена, она плачет. А далее мы читаем про то… Нет, я лучше процитирую:
«слезы смешиваются с мыльной пеной и что-то где-то рухнуло и рассыпалось…. все погибло, все мечты о человеческой жизни, о том, она может быть навсегда простится с этим хамским ханством, что наконец нашла того, кто любит ее, неустроенную и безденежную, в залатанных сапогах и перешитых юбках»…
Особенно хорошо здесь стоит, пусть и без обосабливающих запятых слово «наконец».
Вопрос: при чем тут залатанные сапоги и перешитые юбки? ведь человек умер? жених?! – вопрос этот застывает в горле по мере дальнейшего чтения. Через месяц, как и было намечено, несмотря на отсутствие денег и отказ родственников Манфреда принять ее, героиня все-таки отправляется в Германию. Мотив столь решительного поступка для самой Полины очевиден – «прикоснуться к святым камням Европы».
Впрочем, родственники Манфреда оказались вполне приличными людьми – встретили в аэропорту, поселили в хорошем отеле, сообщили страшные подробности: Манфред покончил жизнь самоубийством, оставив завещание в пользу Полины. Полине теперь нужно только дождаться утверждения завещания в суде. В бытовом отношении западная жизнь героини началась почти удачно. Но Полина не останавливается на достигнутом. Она не намерена в ожидании наследства времени терять даром. Полина дает в газету брачное объявление. Манфред, конечно, был замечательный, но ведь есть и другие немцы!
Хорст: физик, большая квартира с мезонином и эркерами, на стенках «ее любимый Ван Гог» —
«Я вижу чего ты хочешь, – сказала Полина, – я готова. Можешь взять меня на руки и отнести в свой мезонин…»
и подумала:
«"Сейчас я задам тебе жару, я тебе покажу русскую любовь". Кажется, он остался доволен и был приятно поражен взрывом ее чувств».
Герберт: маклер, разведен, имеет троих детей, дом и трех лошадей арабской породы —
«…ты очень милый, Герберт, я пойду навстречу твоим желаниям, прямо сейчас…»
Генрих: инвалид (парализованы ноги), но относительно молод, просторная трехкомнатная квартира, «мерседес», покладистый характер —
«А ты меня порадуешь сегодня? – спросил Генрих.
– Конечно, порадую…»
(Хоть Генрих и инвалид, но у него, как он объясняет Полине, «в член вживлена кнопка – ты ее и не почувствуешь, я просто на нее нажимаю, и…»)
Вольфран: выский, худощавый с чувственными губами, дом с камином —
«Вольфран подошел, обнял ее… – он обнимал душой, а не руками… все упивался, растягивая увертюру, и не спешил перейти к действию».
Ну и так далее.
И хоть Полине нравятся именно немецкие мужчины (куда до них нынешних русским – у них «шарма нет, который есть у немцев и был у русских дворян»), она тяжко разочарована.
Полину убивает расчетливость и приземленность немцев («их одиночество, как она теперь знала, прекрасно компенсируется пивом, сосиськами и путешествиями…»).
«Не может быть, чтобы народ, породивший Гёте, Шиллера, Бетховена, так измельчал», —
сокрушается героиня. Она даже предполагает, что нет, не явится Христос к немцам, а если и явится, то
«они объявят его вне закона – за посягательство на собственность, посадят в тюрьму…».
Только не подумайте, что Вера Калашникова пишет сатирическое повествование о – скажем помягче – о предприимчивой авантюристке. «Ностальгия» – это повесть о горькой, можно даже сказать, трагической доле нашей интеллигентной современницы. Под пером Калашниковой Полина – натура одухотворенная, возвышенная. Как, например, тонко чувствует она изобразительное искусство: