Простодушное чтение
Шрифт:
Далее следуют два «сокрушительных» аргумента.
Аргумент первый, антропологический:
Что есть человек? Бесы предлагают воспользоваться платоновским определением «двуногое, без перьев, с ногтями», добавив от себя: которому все позволено, так сказать, по определению («Вседозволенность – разве это некая ужасная возможность, разве это не простой факт?»). То есть некая биологическая особь, сама природа которой (особи) не содержит и не может содержать понятий об «общечеловеческих ценностях», в частности, природой не запланирована внутренняя потребность в гуманном отношении человека к человеку.
Аргумент второй, метафизический –
«в чем еще заключается так называемый крах гуманизма, как не в обнаружении той давным-давно известной любому христианину, стоику, буддисту азбучной истины, что реальность, оказывается, негуманна и гуманной быть не умеет? Метафизика человеческого бытия негуманна».
Я начну с логики второго аргумента.
А почему из того, что реальность сама по себе негуманна, обязательно следует, что гуманизм нелеп и невозможен? А может, как раз наоборот? Ибо, если следовать предложенной бесами логике, мы, определив, например, зиму как время холода, должны будем признать нелепым, противоестественным разведение людьми огня.
Иными словами, можно ведь сказать и так: гуманность неизбежна именно по причинам – скажем так – ее дефицита в природе. Как, повторюсь, голод делает необходимым насыщение, как холод – согревание… и так далее.
Мне, естественно, возразят: некорректный переброс понятий из одного смыслового ряда в другой.
И я не буду спорить. Я просто хочу предложить другой подход к теме. Потому как «серегинский дискурс» в приложении к выбранному предмету рассмотрения кажется мне вполне бесовским. Или скажем помягче – некорректным. Ибо феномен человека – само явление человеческого разума и воли, то есть сам факт наличия у человека рефлексии по поводу собственного существования, – изначально выводит человека из того ряда явлений, которое бесы называет в своей статье реальностью. То есть сам факт рефлексии в подобном разговоре мы обязаны учитывать как часть реальности. Иначе о чем мы здесь говорим?
И, соответственно, – о первом, «антропологическом аргументе» бесов: о природе человека, которая сама по себе не включает и не может включать в себя комплекс гуманистических понятий. Да, если мы определим человека как только биологическую особь, разумеется, – не включает. О чем тут спорить? Но ведь человек – это, согласитесь, не совсем ведь животное. Человек, повторяю, уже по причине самого наличия у него рефлексии не вполне укладывается в исходное для серегинских бесов понятие реальности. Она, рефлексия, предполагает некую точку обзора, как бы находящуюся вне рамок этой «реальности». А кто может сказать, что знает, где расположена точка обзора, с которой человек смотрит на себя? (В конечном счете – только тот, кто действительно знает, откуда берется жизнь и куда она уходит; кто может из мертвого сделать живое. Но таковых не знаю. Мы только знаем о существовании этой точки, остальное – не нашего ума дело. Ответ религиозно мыслящих людей, который я могу предположить, лично меня отталкивает неизбежной в этих ситуациях попыткой думать за Бога, попыткой выстроить Бога по собственному подобию. А такой путь к Богу кажется мне таким же нелепым и безнадежным, как попытка поднять себя за волосы.)
Одна из сторон вот этой «вывихнутости» человека из нормальной «реальности» – это еще и то, что человеком человека делает жизнь в сообществе подобных себе. И для того, чтобы жить этим сообществом, не возвращаясь в состояние «двуногого без перьев», он обязан соблюдать некие общие для всех внутренние (нравственные) законы. А наличие системы этих законов в свою очередь делает неизбежным появление того комплекса понятий, который мы сегодня называем «гуманистическим». И, кстати, рождение этого комплекса «гуманистических понятий» и «кодификация» его законов произошли гораздо раньше, чем полагают бесы. Ну как минимум две тысячи лет назад, когда было сказано: «не убий, не укради», «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой».
Логика, по которой можно сказать, что гуманизм кем-то придуман, что он внесен в жизнь человека извне, напоминает мне логику благодарящего Господа за то, что Тот провел возле городов реки и устроил море возле каждого порта.
Нельзя сказать, что человек придумал страх, любовь, инстинкт самосохранения. То, что лежит в основе гуманизма, это условие, по которому человек может жить в качестве именно человека. Предельно огрубляя, можно сказать, что гуманизм – это одно из проявлений инстинкта самосохранения человеческого в человеке. Систему нравственных законов и – шире – явление гуманизма (как институт государства, как существование религий и искусства) можно было бы сравнить с обручами бочки – сними обручи, и бочка превратится в кучку дров.
И, соответственно, все эти «идейки» насчет свободы личности, демократии, либерализма и т. д., «вбрасываемые» в жизнь гуманистами и, по мнению бесов, сокрушающие жизнь человечества (удивительное все-таки уважение к способности идей определять жизнь), следовало бы рассматривать как след, оставленный людьми на тяжелом, иногда кровавом, пути к устройству общества, как накопленный человечеством опыт совместной жизни.
Вполне отдаю себе отчет в том насколько комична ситуация, в которую я себя ставлю, пытаясь в очередной раз изобрести велосипед, при том, естественно, что прекрасно знаю о его существовании. Но я знаю и то, что каждый размышляющий на эти темы вынужден начинать со своего определения азов. Этим, как могу, и занимаюсь.
И, кстати, о велосипеде. Уже не как о фигуре речи.
Велосипед – одно из самых удивительных для меня технических изобретений, логика которого непостижима в предложенном бесами способе размышления. Действительно, как может держать на себе и перевозить человека на расстояния железная штука, которая сама по себе даже стоять не может. А ведь возит. Придумал же человек такое! Единственное состояние, в котором эта железяка теряет свою нелепость и противоестественность – это в движении. И при движении велосипед использует, если так можно выразиться, «парадоксальную энергию» (или «отрицательную энергию») – энергию падения: чтобы не упасть, мы поворачиваем руль, мы крутим педали и обретаем некое – как бы неустойчивое, но – равновесие. А когда оно, равновесие, есть, ему без разницы, каким оно кажется кому-то, устойчивым или нет, оно – есть. (В этом же ряду мне также нравится определение ходьбы: «упорядоченное падение».)
И вот отсюда: общечеловеческие ценности – свойственны они природе человека или нет? Как некие условия, данные изначально для существования, как, скажем, цвет волос, форма носа, наличие ног, рук – нет, возможно, и не свойственны. Хотя бы потому, что обладание этими качествами требует дополнительного усилия. Это вот камень лежит себе и лежит. И год, и десять, и сто может пролежать. Это чтобы его тут не было – нужно усилие сделать, откатить. А так – он есть. А вот доброта, терпимость, уважение, мужество и проч. и проч. – это все обретается только в процессе их обретения. Только в процессе постоянной душевной работы. Это уже, простите, равновесие движущегося велосипеда. Ну и что? Просто поддержание биологической жизни в «двуногом без перьев» тоже ведь требует непрекращающихся усилий.