Простое море
Шрифт:
Под конец третьего дня на судно зашел командир отряда. Через минуту вахтенный вызвал старшего механика в каюту капитана. Стармех поплелся туда с недовольной физиономией, вытирая руки ветошью и оглядываясь на дверь машинного отделения. От капитана он вышел мрачнее тучи и запретил увольнять на берег машинную команду. За ужином старший помощник объявил экипажу, что на девять утра назначен выход в Усть-Салму.
Перед уходом на берег капитан вызвал к себе второго помощника.
— Насколько мне известно, вы сегодня на вахте... — начал капитан, многозначительно глядя на второго.
— Совершенно верно, — подтвердил Владимир Михайлович, вынул из кармана нарукавную повязку и водворил ее на подобающее место.
— Вот так, — удовлетворенно сказал капитан. — Завтра в девять выходим в Усть-Салму. Не делайте такой вид, как будто вам все ясно, — я еще не кончил... Будем снимать там вехи и три буя. Вот вам номера и координаты. Обозначьте все это на карте. — Капитан подал помощнику листок бумаги. — Команду увольнять до восьми утра. Машинную команду совсем не увольнять, у них не все готово. И вообще стармех грозится, что и к утру они всего не соберут.
Второй помощник снова сделал такой вид, как будто ему все ясно, и спрятал листок бумаги в карман кителя.
— Гирокомпас запустите в пять часов, — продолжал капитан, — в шесть дадите на пост заявку на выход. В семь часов проверьте радиолокационную станцию и эхолот. Машина должна быть готова к восьми. Посмотрите, приготовил ли боцман все необходимое для снятия вех и буев. Я буду к половине девятого. Теперь все. Вопросы есть?
— Надолго идем, Сергей Николаевич?
— Это вопрос праздный, — ответил капитан, — но вы его задали кстати. Поймайте сейчас содержателя, пока он еще не скрылся, и проверьте, чтобы на борту полностью был двухнедельный запас продуктов. Если их нет — пусть срочно получает. Да, еще одно: пусть боцман проверит брашпиль и лебедку. Это очень важно. Еще вопросы есть?
— Через недельку лед станет.
— Этого я вам не могу гарантировать. Лед — он, знаете ли, человек вольный. Ну, счастливой вахты. Вот вам моя электрогрелка на ночь. Механики топить будут плохо — им сейчас не до этого.
— Спасибо. Постараюсь ничего не забыть, — пообещал Владимир Михайлович, взял под мышку электрогрелку и понес ее к себе в каюту, с отвращением думая о том, что сейчас придется лезть в холодную, пахнущую крупой провизионку — подсчитывать продукты.
Стылая, чуть затронутая портовыми фонарями ночь нехотя уплывала на запад, за низкий бетонный мол. Промозглое утро постепенно обнажало ледяные блины на воде, покрытые инеем суда, скрючившихся вахтенных и приземистые здания складов и мастерских. Вдоль пирса медленно прохаживался охранник в валенках, со старой винтовкой. По хрустящему инею, покрывающему палубы, потянулись первые аккуратные дорожки следов.
На «Градусе» двигатель работал с шести часов утра, а осунувшиеся, чисто умытые механики сидели в салоне и наливались крепким чаем, повесив тужурки на спинки кресел и расстегнув верхние пуговицы на свежих робах. Дизель ровно гремел, и палуба подрагивала. Вместе с палубой вздрагивал стол, нежно звякали ложечки в стаканах, и темная поверхность чая морщилась волнами, похожими на условное обозначение возвышенностей на топографических картах. В батареях отопления голубем ворковала вода. Свет везде горел исправно. Брашпиль и лебедка оказались в порядке. Обе топливные цистерны налиты соляром под завязку. Что еще надо механику для полного счастья?..
В восемь часов второй помощник капитана Владимир Михайлович вышел из рубки и направился на корму, посмотреть — не забыл ли вахтенный матрос поднять флаг. Такое с вахтенными случалось приблизительно раз в две недели. Вахтенным сейчас стоял Абрам Блюменфельд — тихий, могучий и низколобый матрос, у которого на плече наколот синий туз, проткнутый кавказским кинжалом, три строго вертикальные кляксы и коряво написанное слово «Маруся». Работать Абрам мог за троих, а вот сообразительности у него заметно недоставало.
Абрам стоял у флагштока и накручивал флаг-фал на утку.
— Доктор только что пришел, — сказал он, увидев вахтенного штурмана. — Сказал, что на Парковой улице ночью ларек обчистили.
— А он не сказал, что ты флаг задом наперед поднял? — спросил Владимир Михайлович. — Пора бы проснуться к концу вахты-то...
Абрам несколько секунд смотрел на флаг, пока не сообразил, что звезда и серп и молот, которым полагается быть в верхнем углу, оказались в нижнем. Он стал торопливо развязывать фал.
— Извините, я не заметил... У меня всегда что-нибудь не так получается, — вздохнул Абрам. — С полвосьмого думал о том, как бы не забыть флаг поднять...
Он перевернул флаг и снова закрепил фал.
— Кого еще нет? — спросил второй помощник.
— Ломакина, Преполивановского, старпома и Сергея Николаевича. Остальные все дома, — сказал Абрам, посмотрел на берег и добавил: — Вон стартом идет. А Ломакин вчера на день рождения пошел. Хорошо, если к самому отходу прибежит.
— Я ему прибегу к отходу, — погрозил Владимир Михайлович. — Две недели будет бессменно гальюны драить.
Абрам улыбнулся.
— Раза три заставите подраить, потом простите. У вас характер мягкий.
— Не говори ерунды, — сказал второй помощник. — У меня мягкий характер, пока вы не пытаетесь сесть мне на шею.
Легко взбежал по трапу Коля Бобров .
—Привет службе, — улыбаясь, сказал он, подавая руку второму.
Абрам спрятал за спину грязные руки, сделал шаг назад.
— Здравствуйте, товарищ старпом, — сказал он. — Сегодня ночью на Парковой улице ларек обчистили. Вы не слыхали? Это доктор мне рассказал.
Коля Бобров громко расхохотался.
— А ты там руку не приложил случайно? Ну как дела, Володя? Заявку дал на выход?
— Подал. А дела — в норме. Машина, как слышишь, тарахтит. Механики ходят, как новорожденные.
— Доктор трезвый пришел?
— Вряд ли. А вообще — я его не видел.
— Преполивановский явился, — сказал Абрам.
— Где?
— За рубкой пробежал и прямо в кубрик юркнул, чтобы вы не видели. Вот хитрый!
— Не хитрый, а ушлый! — назидательно сказал Коля Бобров. — Ну, Володя, пойдем в рубку. Покажешь мне, какие вешки дергать будем.