Простое море
Шрифт:
Старпом приподнялся и нажал кнопку звонка. Через полминуты на пороге каюты появился вахтенный матрос.
— Пригласите сюда Иллариона Кирилловича, — сказал старпом.
Вахтенный ухмыльнулся.
— Ничего, ничего — пусть приходит как есть! — почти крикнул капитан. — Помогите ему добраться.
Вахтенный вышел.
— Все-таки — лицо командного состава, — заметил старпом. — Поэтому он имеет право на деликатное с ним обхождение.
— Свинья он, и вся тут деликатность, — вздохнул капитан. — Если человек настолько растерял всякую волю, достоинство, мужество — ему надо... — Капитан остановился, подбирая слово.
— Taк что же ему надо? — спросил старпом. — Дайте рецепт.
— Работать надо, вот что, — зло сказал капитан. — А если совсем уже опустился, не можешь работать — тогда раздевайся до трусов, беги на корму и прыгай за борт.
Зашел доктор, затворил за собой дверь и стал опершись плечом о шкаф. Прошла минута в молчании. Доктор смотрел то на капитана, то на старпома.
— Вы меня звали? — наконец спросил он.
— Да, — сказал Сергей Николаевич. — Садитесь.
— Спасибо, — произнес доктор, нетвёрдыми шагами прошел к дивану и рухнул на него.
— Так как это называется?.. — приглушенным голосом начал Сергей Николаевич.
— Что именно? — спросил доктор, пытаясь глядеть на капитана в упор.
— Ваше состояние... — пояснил старпом.
— Какое состояние? — снова спросил доктор.
— В котором вы сейчас находитесь, —сказал старпом.
— Сейчас нерабочее время. Никто не запрещает пить в нерабочее время. Я взял и выпил. Мне так захотелось.
Капитан брезгливо сморщился.
— На судне вообще запрещается появляться в пьяном виде, — сказал старпом. — Кстати, вы были пьяны еще утром, то есть в рабочее время. Как вы это объясните?
Доктор молчал.
— Где вы добыли эту водку? — спросил капитан.
— Это неважно, — сказал доктор. Потом он еще раз повторил: — Это неважно. Это никого не касается.
— Это всех нас касается... — произнес старпом.
Наступила тяжелая, тупая тишина. Только часто дышал доктор да старпом постукивал ногтями по ручке кресла. Наконец капитан резко повернулся к доктору и спросил, пытаясь заглянуть ему в глаза, которые тот старательно отводил в сторону:
— По какой причине вы так пьете, Илларион Кириллович? Что у вас случилось?
Доктор подался назад и прижался к спинке дивана. Улыбка сползла с его лица, веки опустились.
— Зачем это вам? Вы хотите еще и насмеяться надо мной?
— Никому не доставит радости над вами смеяться, —сказал старпом. — Вам хотят помочь выбраться из ямы. Поймите, что так дальше жить нельзя. Наказывать вас надоело — у вас и так уже четыре выговора. Bce за пьянство и связанные с ним прогулы. Этих выговоров вполне достаточно, чтобы уволить вас. А терпеть ваше поведение уж нет никаких сил...
— Я понимаю, — сказал доктор. — Я хорошо понимаю. Меня терпеть трудно... Что ж, гоните!
— Да выгнать вас проще всего! — крикнул капитан. — Только куда вы после этого денетесь?
— С голоду не умру, смею вас уверить...
— С голоду не умрете, так от пьянства под забором околеете! — снова крикнул Сергей Николаевич. — У вас кроме водки остались какие-нибудь интересы в жизни?
Доктор молчал.
— Молчите? Ни черта у вас не осталось... — Вы представляете, какую мы вынуждены будем дать вам характеристику при увольнении? — спросил старпом.
— Уж какую вы мне дадите характеристику — я представляю, — сказал доктор. — У вас ко мне личная антипатия. Не знаю только, какой я мог подать к этому повод...
— Вы еще не знаете... — поморщился капитан. — Вы все прекрасно знаете! Вы знаете, сколько старпому приходилось с вами работать: и уговаривать, и наказывать, и возиться с вами... И все — как в стенку лбом. Вы лицо командного состава, а вам нельзя поручить ни дежурства по судну, ни общественной работы, ни черта лысого! У вас повариха уже два месяца не проходила осмотра на бациллоносительство — вы хоть это знаете?
— Некогда послать...
— Ах, вечно эти объяснения, — махнул рукой капитан. — Ну, старший помощник, что будем делать?
Старпом пожал плечами.
— Балласта у нас и так достаточно. Непьющего причем.
— Ну, а вы как думаете? Скажите откровенно, что с вами делать? — обратился капитан к Иллариону Кирилловичу. Тот молчал. — Ну скажите: вы можете взять себя в руки или все уже потеряно? — снова спросил Сергей Николаевич. — Что вам мешает? Что заставляет вас пить? Почему вы так бесповоротно летите в пропасть?
Доктор откинул голову на спинку дивана и плотно сжал челюсти. Он прижал ладонь к глазам, и вдруг часто задергалась его интеллигентная бородка, горло, плечи... Капитан отвернулся к столу. Стартом достал записную книжку и уперся в нее глазами. Наверху радист включил трансляцию, и каюта наполнилась механическими звуками фокстрота. Капитан резко вывернул ручку динамика. Доктор опустил руку. Глаза у него стали большие, красные и сухие.
— Можно, я еще раз попытаюсь? — тихо спросил он.
— Можно, — так же тихо сказал Сергей Николаевич. — Только этот раз будет уже последним. Идите спать. Не шатайтесь по палубе — это противно.
— Я пойду, — произнес доктор и поднялся. — Мне очень тяжело, Сергей Николаевич. Тяжело еще и потому, что я понимаю, какие доставляю вам неприятности. Попытайтесь меня если не понять, то хотя бы простить в душе...
— Идите, идите, — сказал капитан. — Вы сами попытайтесь себя понять.
Перед рассветом «Градус» вышел из Усть-Салмы. Жизнь текла привычным чередом — вахта, приборка, завтрак, судовые работы... Боцман собрал матросов на палубе у носового трюма и в десятый раз растолковывал, как снимаются буи и вехи. Васька Ломакин, матрос своенравный и недисциплинированный (не бывавший еще на военной службе), слушал боцмана со скучающим видом. Он плавал на «Градусе» третью навигацию, и вся эта нехитрая, хоть и трудоемкая, техника была ему знакома, как употребление ложки. Когда боцман полезет на буй снимать фонарь — он, конечно, позовет с собой его, Ваську, потому что ему не надо ничего объяснять, показывать — мол, подержи это, отверни то, отдай скобу, вытяни сигнальный конец... Васька сам знает, в каком порядке что делать. Он и ведет-то себя немножко нахально, потому что уверен в собственной незаменимости. Ему простят то, за что, скажем, Витьке Писаренко вкатают выговор, да еще заставят три дня гальюны драить.