Простое море
Шрифт:
— Возьмем и сорок, если понадобится.
— При волнении?
— Владимир Михайлович закрепит. Он в этом отношении голова...
— Завтра и послезавтра надо с этим делом управиться. Я поговорил с Васильевым — он согласился с входного фарватера деревянные вехи катером снять. Так что с фарватера нам останется снять только четыре металлические вехи. Мы их выдернем на обратном пути.
Капитан вышел из-за занавески, надел коричневую байковую куртку и сел к столу.
— Не организовать ли нам чайку на сон грядущий? — спросил он.
— Мудрая мысль, — согласился старпом. — Опять только с Настей видеться придется...
— Она на вас уже пожаловалась, что вы ее в газете явлением обозвали.
— Устно или письменно пожаловалась? — усмехнулся Коля Бобров.
— Пока устно, но в очень резкой форме. Я ей попытался растолковать смысл ваших обвинений. Сказал также, что целиком солидарен со старшим помощником. Она, бедняга, заплакала и ушла.
Сергей Николаевич дважды нажал кнопку звонка.
— Доктор пытается за ум взяться, — сказал старпом. — Газету организовал, на камбузе водворил порядок. Снять с него один выговор, что ли, для катализации?
— Не спешите. Вот если на стоянке не поддастся искушению пару дней — тогда снимайте.
В дверь постучались. В каюту зашла улыбающаяся Настя.
— Вы меня вызывали, Сергей Николаевич?
— Да, Настя, вызывал. Организуй нам, пожалуйста, чайку на две персоны.
— Сейчас организую, — сказала Настя. — Чай еще горячий. Вам булки тоже подать?
— Можно и булку, если она с маслом. Это не вредит.
— Настя, что я вижу? — широко раскрыл глаза Коля Бобров. —У тебя свежий передник? И наколка на голове! Ты что, именинница сегодня?
— Сергей Николаевич, — надулась Настя. — Вечно он смеется... Скажите товарищу старпому, чтобы он ко мне не придирался. И в газете еще изругал. Как ему только не стыдно! Я стараюсь, стараюсь, а он... — Лицо Насти сморщилось, из глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы.
— Добро, — засмеялся капитан. — Обязательно скажу товарищу старпому, чтобы он к тебе не придирался. Только ты всегда ходи такой красивой, ладно?
— Ладно, — пообещала Настя. —Ну, я за чаем... Она вышла из каюты, а капитан и старпом дружно захохотали.
— Наконец-то доктор пользу принес, — сказал старпом, отсмеявшись. — Стоило его ругнуть от души — сразу все понял.
Капитан вздохнул, нахмурился.
— Знаете, Николай Николаевич, — сказал он, — нужно хвалить людей, чтобы они приносили пользу, чтобы похвалой, как гвоздиком, приколачивать к душе раз проявившееся доброе качество... А ведь доктора стоит сейчас один раз похвалить — и он руки опустит.
— Я все-таки попробую снять с него выговор, — сказал старпом.
— Давайте, — улыбнулся Сергей Николаевич. — Люблю оптимистов.
Зашла Настя и поставила на стол сверкающий, оттертый толченым мелом никелированный поднос. Она положила на малиновую бархатную скатерть чистую салфетку, поставила на нее стаканы, сахарницу, блюдце с маслом и тарелку с аккуратно нарезанным белым хлебом.
— Позвоните, когда посуду забрать, — сказала Настя.
— Иди отдыхай, — разрешил старпом. — Я сам отнесу посуду в раздаточную.
— Что это вы сегодня такой добрый? — спросила Настя.
— Мне вчера хороший сон приснился, — сказал Коля Бобров. —Утром завтрак надо будет подать к семи часам. Иди отдыхай.
— Ветер-то как задувает, — сказал капитан, когда Настя вышла. — Даже в каюте слышно. Молитесь богу, чтобы он стих к утру.
— Бесполезно, — покачал головой Коля Бобров. — Бога нет. Это я еще в училище по астрономии изучал.
Он налил чай в оба стакана, положил себе три ложки сахару.
— А жаль, — продолжил он, намазывая масло на хлеб. — Представляете, как бы хорошо было: отбил полста земных поклонов, пропел соответствующий псалом — глядь, ветер стих и видимость полторы мили.. Иди и дергай вешки, как репу из грядки. Плохо, что нет бога, — заключил он и сунул в рот хлеб.
— Да? — в тон ему сказал Сергей Николаевич. — А такого не хотите: забыл утром поклон положить, а господь бог тебе в отместку снежный заряд, волну в борт, переменные течения и банку на курсе. Красиво было бы?
— У каждой палки два конца, — сказал старпом.
Когда кончили пить чай, он собрал посуду на поднос, отнес ее в раздаточную и вышел на палубу. Ветер теперь задувал порывами и нес с моря мокрый крупный снег. Потоки снега косо летели над палубой, около всех выступающих частей вырастали пологие барханчики. Вахтенный матрос в полушубке с поднятым воротником неподвижно стоял у трапа. Около левого сапога вахтенного тоже вырос холмик снега. Ветер становился все сильнее. Зыбь из залива стала уже заходить в Салму, и «Градус» покачивался у причала. Повизгивали проложенные между бортом и бревнами причала резиновые кранцы. Оба носовых швартова туго натянулись. Коля Бобров стоял около палов, постукивая сапогом по тросу, и решал, стоит ли заставлять вахтенного набросить швартов еще раз петлей на пал. Вероятно, вахтенный почувствовал это, оставил свое место у трапа и прошел на бак.
— Давай-ка передний заведем серьгой, — сказал старпом. — Ветер-то все усиливается.
— Я уж и сам хотел, — сказал вахтенный матрос. — А тут вижу, вы идете. Я и подумал, если надо будет, так скажете.
Он отмотал с вьюшки метров двадцать троса, просунул согнутый вдвое трос в швартовый клюз и, перегнувшись через фальшборт, спустил петлю старпому. Старпом протащил петлю немного назад и надел ее на пал. Вахтенный обтянул серьгу и закрепил ее на кнехте.
— Теперь ладно, — сказал незаметно подошедший сзади Сергей Николаевич.
— Тоже на душе неспокойно? — улыбнулся старпом, вытирая руки мокрым снегом.
— Да, заработало шестое чувство. Ерунда мерещится... Какой нехороший ветер!
— Кто-то бежит от конторы, — сказал вахтенный и показал рукой.
Вспышки створного огня раз в две секунды вырывали из тьмы бегущую человеческую фигуру.
— Насколько мне известно, здешний народ зря не бегает, — сказал Сергей Николаевич и опустил воротник куртки.
— Что-то мне холодно стало, — поёжился старпом и сунул в карманы мокрые руки.