Простое море
Шрифт:
Но второму помощнику не суждено было спокойно провести якорную вахту. В рубку пришел доктор. Владимир Михайлович поднял голову от книги и внимательно посмотрел на доктора.
— Зашел на огонек... — сказал Илларион Кириллович. — Давал своим больным лекарство.
— Они и вправду заболели?
— Нет, ни в одном глазу, что называется. Пусть еще полежат завтра из соображений профилактики и гуманности... Если человек в азарте побудет немного в холодной воде — это на нем обычно не отражается. Вообще говоря, наш организм бесконечно силен. Но проявить эту силу организма умеют пока только йоги. Да и они делают это недостаточно полно... А вы на вахте?
— Как видите.
— И вам нельзя спуститься вниз ни на минутку?
— Можно. Только мне незачем, — сказал Владимир Михайлович, желая дать понять доктору, что он уловил, о чем пойдет разговор. Доктор понял его.
— Не с кем поговорить... — вздохнул доктор. — А у меня бессонница. В шкафчике стоит бутылка. Смотришь на нее, как на собственную смерть, — и занятно и ужасно.
— Не нахожу ничего занятного в собственной смерти, — возразил Владимир Михайлович и зевнул, прикрывая рот рукой.
— Так вы не хотите спуститься вниз ни на минуту?
— Нет, Илларион Кириллович. Не имею такого желания. Пейте сами, если вам необходимо. Мне завтра работать.
— Как было бы хорошо, если бы и мне так: завтра работать... А если я сюда занесу? Очень тягостно одному, поверьте...
— Верю. Но все равно не надо. С меня хватает собственных неприятностей, доктор. Я не хочу держать ответ за чужие вины. Попробуйте зайти к капитану — может быть, он вас поймет? — издевательски улыбнулся второй помощник.
— Он-то поймет, — задумчиво сказал доктор. —Поэтому я и не пойду к нему... Честное слово, я бы к нему зашел. Но я его уважаю и не стану этого делать... Как вы думаете, он меня в конце концов прогонит с судна?
— Конечно. Он же выгнал прошлого старпома за такие шалости.
— Жаль. Я уже привык здесь, хоть и ненавижу свое состояние. Вы знаете, как я рад, когда кто-нибудь заболевает...
— Знаю.
— Откуда?
— Вы тогда становитесь немного похожим на человека.
— Немного?
— Увы. А потом все снова в пропасть валится... Уходить надо вам, Илларион Кириллович... Немедленно уходить — и начинать работать по-настоящему. Вы не тот лекарь, который удовлетворяется случайными поделками. Или я ошибаюсь?
— Раньше не мог... А теперь уже могу, вероятно. Впрочем, и теперь не могу. Ну, я пойду, Владимир Михайлович. Счастливо вам достоять вашу вахту.
— Спокойной ночи.
Доктор запахнул шинель и вышел из рубки. Второй помощник снова принялся читать книгу. В семь часов он сыграл подъем, в половине восьмого объявил завтрак и послал вахтенного разбудить капитана. В восемь часов подняли флаг, и на судне начался рабочий день. Вышла на палубу Настя и вылила за борт помои. Боцман, на ходу ругнув ее, пошел на корму расчехлять мотобот. Артельщик, кряхтя и отфыркиваясь, полез в провизионный трюм за суточной порцией продуктов. Наказанный за что-то боцманом Писаренко понуро поплелся драить места общественного пользования. Васька Ломакин и Абрам Блюменфельд вдвоем пошли к старпому заявить о том, что болеть им нет никакой радости и они хотят работать. Владимир Михайлович взял под мышку книгу и пошел в салон завтракать.
В салоне только что отпивший свой чай старпом объяснялся с Ломакиным. Абрам стоял рядом и молчал.
— Доктор вчера сказал мне, что вы должны лежать, — монотонно говорил старпом. — Поэтому никакой работы вам не будет. Идите и болейте.
— То вчера было, — тянул Ломакин. — А сегодня мы здоровы. У нас даже никакой температуры не было.
— Не было, говоришь... — Старпом задумался. — А ведь бывает бестемпературный грипп, — вспомнил он.
— У нас не бывает, — отказался от странной болезни Ломакин.
— Ладно, — старпом стал сдаваться. — Позовите доктора. Если он разрешит — будете работать.
Обрадованный Васька кинулся к докторской каюте. Вскоре он вернулся с хмурой физиономией.
— Ну, что доктор? — спросил старпом.
— Он какой-то странный, — пробурчал Ломакин. — Не хочет просыпаться.
— А ты хорошо будил?
— За ногу дергал.
— Докторов нельзя за ногу дергать! — назидательно сказал Владимир Михайлович.
Старпом опустил глаза. Лицо его покраснело.
— Добро. Идите работать, — сказал он. — Я у доктора сам спрошу.
Когда матросы вышли, второй помощник сказал с улыбочкой:
— Полагаю, что дело не столько в крепком сне, сколько в крепком напитке. Ночью Илларион Кириллович заходил в рубку, жаловался на бессонницу и искал компании для душевного разговора.
— Черт знает что... — тихо прорычал старпом, с грохотом отодвинул кресло и вышел из салона. Он постучался в каюту доктора и, не услышав ответа, вошел. Свет горел. Доктор спал поверх одеяла, одетый. В каюте, как всегда, было чисто прибрано, ни одна вещь не лежала не на месте. Только на столе, нарушая порядок, стояли пустой стакан, тарелка с огрызком хлеба и незакрытый графин с водой.
— Илларион Кириллович! — громко позвал старпом. Доктор не пошевелился. Он спокойно дышал во сне, и вид у него, как всегда, был очень интеллигентный.
— Доктор, проснитесь! — снова сказал старпом. Прикасаться к доктору ему не хотелось. Илларион Кириллович опять не отозвался. — Черт знает что такое... — прошипел Бобров и стал осматривать каюту... Наконец он нашел то, что искал. Бутылка. Четырехугольная двухлитровая медицинская бутылка, в которой спирту осталось уже меньше половины, стояла в углу, между столом и диваном. Старпом взял ее, понюхал содержимое, чтобы убедиться, что это именно спирт. Он открыл иллюминатор и швырнул спирт в море. Он постоял немного, глядя на доктора, подумал, открыл настежь второй иллюминатор и вышел.
Партию топографов с островов Бардина быстро доставили на борт вместе с их приборами и имуществом. Бобров разместил пассажиров в пустующем шестиместном кубрике. Дождались Гаврилова, проинспектировавшего Бардинский маяк, снялись с якоря и пошли обратно в Масельск. Капитан молчал и время от времени прикладывал руку к левой щеке. При этом он морщился и тяжело дышал.
— Опять зубик? — спросил старпом.
— Угу, — промычал Сергей Николаевич. — Как взялся с ночи, так и не проходит.