Простое море
Шрифт:
— Желаю, — сказал Игорь.
— Это плохо. На роман вас не хватает.
— Жаль, — сказал Игорь. — Я тоже это чувствовал, но боялся признаться себе. В общем, спасибо.
— И не бросайте свою морскую работу, — сказал Раздрогин, надевая пальто. — У вас такая прекрасная профессия!.. И чего вас потянуло писать? Впрочем, это от бога...
— Бога нет. Я позвоню вам, когда смастерю полку, добро? И вы поставите на нее свою книжку с автографом.
— Звоните. Буду рад, — улыбнулся Раздрогин.
— Я тоже, — сказал Игорь. — Я люблю людей, которые меня ругают.
Раздрогин ушел, а Игорь еще долго перечитывал рукопись. Это в самом деле было безнадежно плохо...
Буксиры экспедиции специальных морских проводок, которые должны были идти через Арктику на сибирские реки, зафрахтовало Двинское пароходство, чтобы таскать из Беломорска в Двинск баржи с лесом. Буксиры эти были полукилевые, озерного типа и в море вели себя довольно прилично. Для не слишком большого бюджета экспедиции фрахт, получаемый от пароходства, был солидным подспорьем. Буксиры работали, в то время как грузовые теплоходы, тоже приготовленные к переходу на Енисей и Лену, стояли без дела на Западном рейде Двинска. Команды на них дичали и разлагались. Командир Двинского отряда экспедиции время от времени издавал грозные приказы с объявлением выговора такому-то капитану за случай пьянства или драки на теплоходе. Капитан «Сахалина» Лавр Семенович Лагунов, читая очередной приказ, приподнимал очки и говорил Игорю:
— Это счастье, что мы занимаемся делом.
Старпом, широко расставив тяжелые ноги в ватных штанах и кирзовых сапогах сорок шестого размера, прибавлял от себя:
— И десять процентов за буксировку получаем. Маленькие, а все же деньги.
— Как раз вам на пиво, — ворчал капитан, исподлобья глядя на своего старшего помощника. — И как вы от него не лопнете...
Капитан не любил Григория Ильича — за пиво, за неряшливость, за непобедимую ничем лень.
— Хоть бы вы порядок на судне навели, — горько сказал он однажды Игорю. — Везде грязь, краска ободрана, матросы как тюремщики ходят... А это что?! — воскликнул капитан и указал на кусок палубы, с которого начисто была слизана краска.
— Электромеханик утром аккумуляторы заливал, — сказал вахтенный матрос. — Пролил кислоту.
— Игорь Петрович, немедленно дайте электромеханику краску, и пусть он сам закрасит свое паскудство, — распорядился Лавр Семенович.
— Это есть дело старпома, — сказал Игорь. — Я не могу вмешиваться в его функции. Григорий Ильич обидится.
— Нет у меня старпома, — вздохнул капитан и пошел наверх, в свою каюту.
Игорь нашел боцмана, взял у него кисть и ведерко с шаровой. Он спустился в машину, подозвал электромеханика. Через полчаса на палубе красовалось свежее, не очень аккуратное пятно краски, а вахтенный предупреждал проходивших:
— Окрашено. Не наступи.
Иван Карпов, все еще бегавший по судну с ошарашенным видом, наступил-таки в краску, и ему пришлось самому подкрашивать палубу и отмывать растворителем подошву тяжелого казенного сапога.
За месяц Игорь привык к судну так, как будто плавал на нем по крайней мере полгода. Он привык к людям, к работе, к своей просторной каюте с удивительно упругим матрасом на койке и двумя иллюминаторами, латунные ободья которых буфетчица Маша регулярно чистила до блеска патентованной немецкой пастой. Работа Игорю нравилась, — после зимнего безделья он ушел в нее с головой. Он делал все свои дела и даже брал на себя кое-что из обязанностей старпома. Как ни странно, Григорий Ильич не обижался. Он все больше лежал в каюте и пил свое пиво. Потом стал выходить только на вахту и на прием пищи. Капитан махнул на него рукой.
— Заменить бы этого, с позволения сказать, старшего помощника. Да некем. Навигация началась, порядочного штурмана не найдешь, — жаловался Игорю Лавр Семенович. — Вы уж глядите за порядком, Игорь Петрович. Особенно за продуктами присматривайте, чтобы повариха в норму укладывалась. А то за эти продукты потом не расплатишься... И так у нас тысячи на три перерасход.
Игорь часто писал Ирине. Она отвечала короткими, мало что значащими письмами. Ему становилось горько. Но работа спасала от меланхолии.
Однажды Игорь встретил на почте Сергея Огурцова, приятеля по Мореходному училищу. После окончания училища Сергей заочно поступил на географический факультет университета. Он отказался от назначения и остался работать в порту на землечерпалке, чтобы не слишком удаляться от своего университета. Увидев Сергея в Двинске, Игорь удивился:
— Как ты сюда попал?
— Вот, командую землесосом, — улыбнулся длинный, тощий Сергей. — Хочу перегнать его на Лену. Только вряд ли удастся. Капитан порта не хочет мою посуду в море выпускать. Не было такого случая в истории мореплавания, чтобы землесосы по морям ходили.
— Ты тоже в экспедиции? — удивился Игорь.
— И ты?
— Вторым помощником на «Сахалине» молочу.
— Знаю. Хорошее судно?
— Прекрасное. Мы сейчас из Беломорска баржи таскаем.
— А как у тебя капитан? Там, кажется, Лагунов?
— Ничего мужик. Работать не мешает.
— Я знаю, — заулыбался Сергей, тряхнув белобрысыми вихрами. — Он старый капитанюга. А мой землесос на Западном рейде стоит. Может, видал? ДЭ-97 на борту.
— Вроде видал. На трехэтажный дом похож, да?
— Он, — засмеялся Сергей. — Там и каюта-то моя как квартира. Кабинет, спальня, ванная. Даже книжный шкаф поставили, черти. Хочешь в гости зайти?
— Можно. Сегодня вахта старпома, я свободен. Обожди, только я спрошу, нет ли письма.
Игорь протянул в окошечко свой паспорт. Девушка взглянула на фамилию и стала перебирать письма быстрыми движениями тонких пальцев.
— Игорь Петрович? Возьмите.
Девушка вложила в паспорт конверт и протянула его Игорю.
— От жены? — спросил Сергей. — Что-то ты уж больно лихорадочно конверт рвешь.
— От знакомой, — сказал Игорь.
«У нас вдруг стало холодно, — писала Ирина. — Вода в заливе такая, что ногу не сунешь. Раза по два в неделю езжу в Солнечное. Через две недели поеду в отпуск — погрею кости где-нибудь на сухумском или сочинском пляже. Устала я что-то... Вчера за столом вдруг разревелась беспричинно. Нервы. Ну, будь здоров и скорей возвращайся. Как вам надо говорить? Попутного ветра, да? Целую тебя в нос. Ирина».
— Пойдем, — сказал Игорь и спрятал письмо в карман. — В Питере, пишут, холод собачий. А здесь двадцать три градуса жары и в Двине купаются. Как до тебя добираться?