Простое море
Шрифт:
— Ирина Сергеевна в самом деле просила, чтобы я зашел? — спросил Игорь, оборвав рассуждения Куприяна.
— Что? Ирина? Конечно, — сказал Куприян. — С неделю назад она была у нас. Удивилась, что ты здесь и не заходишь. Так не делается в приличном обществе... Значит, ты понял? Завтра в восемь приедешь ко мне, и все обсудим. Фельетон получится по большому счету, — я в этом уверен, как в своей зарплате. И помни, дорогой, что для литературы тебя открыл Куприян Купавин!
Следующим утром Игорь разложил на диване свой гардероб. У него было три пиджака. Один старый, потертый, в пятнах — рабочий. Другой пиджак был серый, с красной искрой, давно еще купленный в Стокгольме за восемнадцать крон. Когда Игорю случалось показывать его приятелям — те разевали рты и просили продать за сколько угодно. Игорь не продавал и не носил его. Кроме того, у него имелась прекрасная черная тужурка с английскими позолоченными пуговицами и шевронами штурмана на рукавах. Надевать ее было совестно — все обращали внимание. В результате получилось так, что Игорь постоянно ходил в одном и том же «рабочем» пиджаке. И впервые ему пришла мысль отправить этот пиджак на покой, когда он собрался в редакцию, к Ирине.
Игорь надел шведский пиджак, с искрой. Во-первых, пиджаку сразу не понравилась прическа. У Игоря волосы свисали на уши, а надо лбом змеились тремя волнами. Пиджак требовал набриолиненного шлема с четким пробором слева. Во-вторых, пиджак запротестовал против морщинок на воротничке. Ему совершенно необходим был воротничок из полированного мрамора. В-третьих, пиджак не удовлетворили галстуки. Прекрасный черный финский галстук был ему органически ненавистен. Два полосатых галстука, которые Игорь предлагал капризному пиджаку, довели его до истерики. Глубокого синего цвета японский галстук с великолепным изображением снежноголовой Фудзиямы вызвал у пиджака стоны и жалобы на судьбу, отдавшую его в руки столь не комильфотного хозяина. Наверное, сам народный артист Кторов не смог бы подобрать этому пиджаку соответствующий галстук. Игорь еще на что-то надеялся. Он надеялся до тех пор, пока не взглянул на брюки.
С тяжелым сердцем Игорь отпорол от тужурки золотые галуны и тщательно повыдергивал нитки. Бритвенным лезвием отрезал английские пуговицы с якорями и пришил на их места обыкновенные черные кружочки. Теперь он был похож на уволенного в запас офицера Военно-Морского Флота. Смирившись с таким видом, Игорь пошел в редакцию.
— Куприян говорил мне, что ты работаешь на спасательном судне, — сказала Ирина. — Напиши что-нибудь героическое. Ведь при спасении людей на море обязательно совершаются подвиги...
— Это не подвиги. Это наша основная работа, — повторил Игорь слова своего капитана. — Мы за нее получаем зарплату, а иногда и премии, — добавил он от себя.
— Очень жаль, — сказала Лескова. — Я думала, что в твоей работе есть элементы героики.
— Нет, — покачал головой Игорь. — Просто это иногда очень трудно. За семь месяцев, которые я работаю на «Нептуне», у нас никого из команды не убило и никто не утонул. Одному матросу переломило позвоночник, так это случилось не во время спасательных работ, а при простой буксировке старой лоханки на кладбище кораблей.
— Какой ужас... — Лескова вздрогнула. — И что же с ним теперь?
— Лежит в больнице. Врачи говорят, что руки у него будут двигаться... Честное слово, те люди, которые терпят аварии, совершают больше героического, чем спасатели.
Он подумал, вздохнул и сказал горько:
— Вот если бы мы, например, сняли рыбаков со льдины, оторвавшейся от берегового припая, тогда бы о нас писали во всех газетах, вплоть до «Известий».
Игорь говорил и внимательно смотрел на Лескову. Что-то изменилось в ней за то время, которое он ее не видел. Он подумал, что она стала красивой...
— Значит, ты не хочешь мне ничего написать? — спросила Ирина.
— Наоборот, очень хочу, — спохватился Игорь. — Можно, конечно, изобразить нас героями. Это нетрудно — выдать немного больше страху, чем бывает на самом деле. Я попробую, если вам это необходимо. Был один смешной случай. Хотите?
— Давай, — сказала Ирина и поудобнее уселась на стуле.
Игорь стал рассказывать:
— Мы снимали у Родшера с камней немецкий пароход. Работали пять дней, уродовались, как тигры, с полной отдачей. За него нам полагалась колоссальная премия — по целому окладу, а то и больше. Потом подошел морской буксир Ленинградского пароходства и стал нам помогать. А у нас кончились уголь и пресная вода. Мы пошли за углем и водой, а тот буксир взял да и сдернул пароход с камней. Вся премия досталась команде того буксира. Смешно?
— Странно, — сказала Ирина. — Вы же работали больше, чем они. Почему вся премия досталась им?
— Таков порядок на морях. Написать об этом случае?
— Как хочешь. Написать можно о любом случае. Главное, как написать, с какой мыслью... Ты что-то делаешь сейчас для Купавина?
— Это он вам сказал?
— Да, сказал, что ты согласился писать для него фельетон. Как обычно, выразил уверенность, что фельетон будет «по большому счету». Почему он в тебя так верит?
— А вы, Ирина Сергеевна, верите в меня? — спросил Игорь.
— Не задумывалась об этом, — сказала Ирина. Она взглянула на часы и поднялась. — Надо пойти пообедать. Пойдем вместе?
Игорь вспомнил, что у него в кармане только пятнадцать рублей, и отказался.
— Я недавно завтракал, — сказал он и подал Лесковой пальто.
Из редакции они вышли вместе.
— Я жду очерк, — сказала Ирина, прощаясь.
— Ну и ты написал ей этот очерк? — спросил Сергей.
— В тот же день, — сказал Игорь. — Я пришел домой и сразу сел писать. Торопился закончить его к восьми, потому что надо было идти к Купавину. Сочинять ему фельетон мне не хотелось. Но что-то надо было делать.
— Ты писал в очерке, как вы жалели, что не получили премию? — спросил Сергей.
— Совсем нет. Честное слово, мы об этом не жалели. Мы только радовались, что этот «Фленсбург» был уже на плаву, когда мы вернулись к Родшеру. «Смелый» стоял у него под бортом и откачивал воду из трюмов. У «Смелого» очень мощные помпы. Мы подошли, помогли откачать воду и заделать пробоины. О премии вспомнили только на обратном пути. Вспомнил второй помощник — он присмотрел себе в универмаге макинтош за две с половиной, и у него не хватало на этот макинтош денег... Отвези меня домой, Сережа. Что-то я устал от твоей кислятины. — Игорь щелкнул ногтем по пустой бутылке. — А завтра у нас с утра выход на Беломорск. Надоело таскать эти баржи... Скорей бы в Арктику.
— Недолго осталось, — сказал Сергей. — Июль кончается.
… Наступил август. «Сахалин» уже не работал, готовясь к арктическому плаванию. Старпому пришлось вылезти из каюты, чтобы получать имущество и продукты. Игорь ничем не мог ему помочь. На каждом складе требовалось личное присутствие старпома, на каждой бумажке — его подпись. Григорий Ильич кряхтел, ругался как биндюжник и пил пива в полтора раза больше, чем раньше. Однажды капитан вернулся из штаба отряда в наимрачнейшем состоянии. Он ни за что разбранил вахтенного и, отдуваясь, поднялся на мостик.