Простой советский спасатель 2
Шрифт:
— Анна Сергеевна, Вы меня, кончено, извините, — тут я не выдержал: экскурс в прошлое нашей страны меня сейчас ну никак не устраивал.
Куча дел несделанных, еще и в город добираться непонятно на чем, да и в дом к деду не мешало бы заглянуть. Неизвестно, когда я снова смогу врываться. А с учетом появления здесь Игорька, нужно опередить будущих гостей и отыскать то, не знаю что, о чем просил перед смертью Федор Васильевич.
— Я очень хочу послушать про гербы и их значения, но давайте как-нибудь в другой раз? Я Манюне обещал конфет привезти. Вот приеду с гостинцем и поговорим от души, договорились?
—
— Анна Сергеевн, да не обижайтесь Вы, вот честное слово, я из больницы сбежал, и так нагоняй будет, а я деду обещал, — прижав руки к груди, взмолился я.
Меньше всего хотелось обижать эту чудную даму. И не потому, что общение с ней могло пригодиться в будущем. Прост когда человек тебе по-человечески даже в сомнительной ситуации, не стоит поворачиваться к нему той самой точкой, из-за который вляпываешься в неприятности.
— Что ты, Алешенька, — улыбнулась хозяйка. — Ну, какие тут обиды? Молоды, зелено, горячо. Все на бегу, всем некогда. Время придет, сам вернешься и спросишь. А беги к Федору, покуда Власьевна прилегла отдохнуть на часок. Нет у меня желания с ней объясняться.
Анна Сергеевна поднялась и крикнула вглубь двора:
— Манюня, поди сюда, солнышко.
Из сада раздался звонкий голосок, утверждающий, что сейчас обладательница его сейчас появиться перед бабушкой.
— Уходить будешь. ключи занеси. Пускай у меня будут от греза подальше. В больнице не говори, где был, ни к чему это. Про смерть Федора Васильевича я сообщу кому следует. В больнице скажи, что приедут ща ним, похороним по-человечески, в родном поселке.
— Анна Сергеевна… — чувствовал я себя неловко.
Вот ведь всегда находит общий язык с дамами в возрасте, а тут гляди-ка, опростоволосился.
— Все, иди, не забудь зайти. Манюня, ох, ты ж, горе ты мое, луковое! Да что ж это такое! — статская дама мгновенно исчезла явив миру любящую бабушку, которой до меня не быдл никакого дела.
Я вздохнул и двинулся к зеленому дому. Осторожно вышел из калитки, оглянулся по сторонам, осознавая все тщетность своих усилий стать невидимым, быстренько перешел через дорогу, три минут провозился у двери, подбирая ключ и, наконец, попал в соседний двор.
На крыльце повозился, разыскивая ключ от дома. Собственная суета и опасение быть увиденным соседями, мешали сосредоточиться. Я чертыхался, тыкал ключи один за другим, запутался, разозлился. Вдали послышался знакомое тарахтение, я задергался еще сильнее. Не хватало еще, чтобы участковый меня на пороге застукал.
Так, Леха, быстро взял себя в руки, отсмотрел резьбу, сравнил с замком и вошел в дом! Через полминуты дверь распахнулась, и я шагнул в полумрак небольшого коридора.
Вешалка, стул, полка для обуви, напротив входной двери проход в зал, прикрытый занавеской. Я осторожно двинулся в комнату. Круглый стол по центру, накрытый вязаной скатертью. Засохшие цветы в вазе. Две чашки с недопитым кофе. Турка на подставке. Хм… такое чувство, что хозяин минуту назад вышел проводить гостя, сейчас вернется и все приберет.
Я подошел поближе. М-да… Видимо, Федор Васильевич упал как-то чересчур внезапно что ли, и забрали его на скорой очень оперативно. Проводил кого-то и сразу на чердак кинулся? А потом в дом так и не попал, и никаких просьб соседке не оставил посуду прибрать, дверь замкнуть?
Я заглянул в чашки. Донышки обеих покрывал слой плесени. Явно в дом никто после того, как хозяин попал в больницу, никто не заходил. Но почему? Федор Васильевич сам все позапирал? Но ведь он ногу сломал, как такое возможно? Или настоял, чтобы помогли, но в дом при этом не пустил никого? А как же тогда документы? Ведь они все были в сумке в тумбочке. Не мог же старик в самом деле самостоятельно с переломом подняться, зайти за бумагами, выйти и замкнуть двери?
Минут за пятнадцать я обошел две три небольшие комнаты, маленькую кухоньку, нашел и заглянул в подпол, но того, зачем пришел так и не обнаружил. Иконы, про которую рассказывал Федор Васильевич, в доме не было.
Глава 19
Собственно, в доме Лесаков Федора Васильевича икон не было от слова совсем ни в одном углу. На стенах красовались какие-то картины, карандашные рисунки городских улиц, схемы и немного фотографий кажется нашего Энска.
Дом я обыскал дважды. Отчего-то возникло ощущение: если я не найду икону сегодня, то следующего раза не будет, её найдет кто-нибудь другой. Интересно, что все-таки Игорек искал у старика?
С другой стороны, дед был архивариусом, мало ли какие секреты хранил, которые можно продать. Вопрос: откуда Васильков знал деда или про деда? Кто его послал в этот лом, зная, что хозяин лежит в больнице. Я отодвинул стул и уселся за стол. Медленно, сканируя каждый сантиметр, принялся оглядывать большую комнату. Ничего лишнего, никаких украшетельств. Похоже, старик доживал свой век один, баловался фотографией, судя по обнаруженному чуланчик с фотооборудованием для проявки и печати, и увлекался сбором картин.
Точнее, репродукции, а так кто его знает. В живописи я не разбирался от слова совсем. Полотна висели в простенках между окнами, над диваном и над телевизором. Я поднялся и подошел к старому советскому агрегату. Однако, неплохо жил Федор Васильевич, у окна неплохая такая сетевая ламповая радиола «Серенада-402».
Над приемником висела картина. В центре восседала женщина в старинных одеждах навроде тех, в которых изображают людей на иконах. Возле нее ползал ребенок, сбоку расположился то ли юноша, то ли девушка в красном плаще и еще один ребенок. Вся эта компания находилась на какой-то поляне, окруженной шорами. Подпись художника отсутствовала.
Я перешел к следующему полотну. Напротив обеденного стола на тумбочке красовался телевизор «Таурас 207». Я с каким-то внутренним трепетом оглядел его всо всех сторон, потрогал кнопки, но включать не стал. Такой агрегат литовской сборки приобрел кто-то соседей. Так мужики, в том числе мой отец, иной раз летними вечерами собирались на лавочке у подъезда и принимались обсуждать достоинства и недостатки всех моделей, имеющихся в нашей пятиэтажке, в том числе и этот. В «Таурасе» мужское население нашего двора больше всего впечатлял проводной пульт управления.