Простые девичьи тайны

Мать писала, что от прежде цветущего села Васюкино, не осталось буквально ни кола не двора. Они с отцом жили на государственную пенсию, доживали. Молодежь вся состояла из одной верующей многодетной семьи, вернее двух, если считать семью местного попа. Но ни те не другие, по мнению мамы не могли составить дочке кампанию. «Родители не в себе, а дети малолетние. Да и те вырастут- вылетят из гнезда в города»,– писала мама в письме. Меня сильно впечатляли эти письма. Когда комендантша, приносила в комнату мятые конвертики, ожидая за срочность копеечку, сердце в груди вспархивало. Настоящие письма! Девочки из общежития нашего Политехнического

университета, приходили смотреть на диво, крутили в руках, фотографировали на телефоны, а подружка моя, Леночка, просила отклеить для нее марочку. Такие теплые были эти письма! Внутри листик из школьной тетрадки в клеточку, весь исписанный мелким неровным маминым почерком. Такие письма я получала все пять лет своей учебы в городе. Я любила их трогать, гладить, плакать над ними, любила их как свою мать. Даже больше, чем мать, оставленную в деревне казалось давным-давно. В письмах она была разумна и осторожна в словах, заботлива и вежлива. В письмах она говорила на разные темы, которые не касаются моих несовершенств. Издали мама любила меня больше, потому что писала письма не мне, а той дочери, которую бы хотела видеть и какую себе представляла в мечтах. Отец никогда не писал. Лишь каждый раз передавал через маму приветы. И на каждой новогодней открытке и цветной телеграмме «С днем рожденья!» в конце витиеватого маминого поздравления, стояла неизменная подпись: «Целуем, мама и папа». На пятом курсе, мама писала, что скучает, но домой не ждет. «Оставайся, дочка, после учебы в городе! Не хочу, чтобы ты влачила такое же скучное существование, как твой брат! Ты умница, сделаешь карьеру, замуж выйдешь! А у нас тут нет достойной пары для такой красавицы».

Канули в лету институтские распределения. Отучилась – и свободна, как птица. Вот Бог, а вот порог! Ищи работу, где знаешь, как умеешь.

Отгуляв выпускной, я лицом к лицу столкнулась с проблемой жилья. Работы в городе много, хоть и не по специальности пока отыскать не удалось. Жилья тоже много сдается. Только ни как-то не сходятся эти две вещи: средняя зарплата и плата за аренду.

Ну, молодые всегда выход найдут, и я нашла!

Город открыл свои объятья сельской девушке. Устроилась я в копировальный центр, оператором. Мой диплом химика сочли подходящим. Квартиру сняли на двоих с Ленкой. Вместе жили в общежитии, теперь и в ветхой Хрущевке, однушке. Тоже не тесно показалось.

Ничего, что остатка зарплаты едва хватало на хлеб и картошку. Молодость рождает мечты. А мечты часто греют лучше шубы, и питают слаще меда.

Передо мной будто открылся весь мир. В нем была, прежде всего, любовь! Потом семья, а потом… путешествия в Европу, Индию, Китай, Японию и жаркие острова. Дальше девичьи мечты не заходили – фантазии не хватало.

В восемь утра уходил Толик. Я уже привыкла к виду чужого мужчины в трусах. Уже не вздрагивала, не краснела. Но все еще отводила взгляд, рассматривая его, поросшие кустистой шерстью пальцы в резиновых тапках.

Толик приходил к Лене, моей соседке. Спали мы все втроем в одной комнате. «Влюбленные» вбили в стенку пару гвоздей, протянули леску и отгородили Ленкину кровать тонкой оранжевой шторой, снятой с окна.

Полупрозрачная ткань мало чего скрывала, но я была благодарна им и за это. Ограничив так свою свободу, молодые решили, что сделали все как надо, и перестали обращать на меня внимание. Но я, все равно, спала в спортивном костюме, и старалась передвигаться, как мышь, пробираясь в ванную.

С появлением Толика стало легче с продуктами. Вскоре, Ленка освободила меня от доли «на еду», я оплачивала только свою часть аренды.

Потихоньку

стала откладывать деньги, мечтая съездить отдохнуть на курорт.

Отправив Толика на службу, мы с Леной пили чай с печеньем и собирались на работу. Ленка в универмаг, где устроилась продавцом-консультантом, я – к своему ксероксу, в унылый «офис».

Офис представлял собой большую комнату, разделенную на приемную и рабочую часть. Отделяла части стойка – мое рабочее место! За стойкой располагался ксерокс-принтер. А дальше шли ряды столов, с девочками и мальчиками, записанными в трудовую книжку, как дизайнеры-оформители.

Моя работа оказалась не сложной, но самой ответственной. Только я работала с клиентами – всегда на виду! Я принимала заказы на полиграфические услуги, и я же «ксерила», «сканировала» и «распечатывала» документы. Работая там, всегда удивлялась, почему я за стойкой одна, а сзади слоняются без дела столько оформителей.

Рядом с офисом высилось здание университета. Поэтому копировальные услуги, пользовались спросом не меньше горячих пирожков. Я все «ксерила» и сканировала с утра до трех часов, пока в глазах двоиться не начинало. После обеда поток студентов внезапно иссякал, как будто перекрывали кран. И я могла выпить чаю, вздохнуть и оглядеться по сторонам. Однако чем дольше работала, тем больше мне нравились утренние часы, время очередей и «запарки».

Девочки и мальчик, составляющие коллектив дизайнеров, считали мою работу неквалифицированной, а потому никчемной. В клуб художников, творческих личностей, к которым они причисляли себя, вход химику-неудачнику был заказан. Коллектив скромного копировального центра, состоявшего из четырех дизайнеров, меня и заведующей, составлял в то время некий микрокосм, в котором проходила моя маленькая жизнь. Не удивительно, что каждое колкое слово, косой взгляд попадали в самое сердце и больно ранили.

Баталии в коллективе развивались с самого утра. Пока я была занята, три девицы, за моей спиной, буквально вырывали друг другу волосы. Но все это происходило, на уровне колких замечаний и скрытых подножек. Единственный парень держался в стороне. А заведующая, Ольга Ивановна, царствовала в лучших традициях барыни при крепостных.

Как только рассасывались очереди к стойке, взгляды и помыслы всей этой братии, сосредотачивались на мне, наивной и беззлобной чужачке, не имеющей художественного образования и каких либо талантов. Стоило пристроиться в уголок на стуле, чтобы съесть свой бутерброд, как в мой адрес лились остроты, такие забавные, что даже парень подхихикивал из-за своего компьютера.

Ольга Ивановна, вынужденная всю первую половину дня самостоятельно готовить себе кофе и чай, только и ждала, когда я освобожусь. Чай ей требовался каждые пятнадцать минут. Причем, саму процедуру она старалась обставить так, что бы процесс подачи напитка для меня прошел как можно унизительнее.

–Дарья, хватит там попу греть,– кричала она своим фирменным недовольно-визгливым тоном,– если бездельничаешь, приготовь своей начальнице чай, хоть так польза от тебя будет!

И я шла, боясь пролить чай на блюдце, мимо столов с надменными коллегами, очень занятыми важными полиграфическими делами.

По дороге нужно было глядеть в оба, так как сотрудники частенько, ради смеха, пытались подсунуть сумку мне под ноги, чтобы споткнулась. Также модно было, в то время как я шла с чашкой к начальнице, уронить что-то мне под ноги со стола, и потребовать поднять. Мол, тебе не трудно, а я занята. Естественно, поднимая упавший ластик, я обнаруживала на мониторе занятой коллеги, разложенный пасьянс.

В семь часов пополудни, я вырывалась из клетки офиса на улицы города, уже ставшего мне родным.