Простые радости

Такие люди, как Роман Уайлд, радуются наступлению ночи.

Ночь выдалась великолепная: густая чернота – мексиканское небо сливалось с мексиканской землей, и луна не освещала предательским светом затаившуюся фигуру.

Чтобы изучить местность, Роман надел ночные очки. Одинокая игуана не могла заснуть и искала убежища. Ничто больше не двигалось – царило абсолютное спокойствие, ни ветерка. С натянутым на голову чулком он чувствовал себя как в парилке.

Послышался шум мотора. Монотонный, ровный.

Он приблизил

– Ну, Насти?

– Слышу, – раздался в наушниках приглушенный голос.

Насти Феррето и Роману не требовалось много слов. За восемь лет службы они столько раз ходили вдвоем на задание, что могли читать мысли друг друга, будучи разделенными горящими нефтяными скважинами Кувейта или панамским аэродромом – или несколькими милями мексиканской пустыни.

Поправив на спине снаряжение весом в сто фунтов, Роман медленно пополз вперед, вынимая «беретту» из кобуры на бедре.

Уперевшись носками сапог в камень и поставив рядом бинокль, он занял позицию на краю невысокой насыпи, вытянув вперед крепко сжимающие «беретту» руки. Внизу пролегала дорога, и на ней находился объект, намеревавшийся завладеть неким джентльменом, которого Соединенные Штаты никак не хотели терять. Поэтому они с Насти и должны были сейчас устроить этому джентльмену торжественный прием и осчастливить свою страну, препроводив его домой.

Шум мотора приближался.

Роман взглянул направо и нахмурился: показались зажженные фары. Идиоты! Или у них такие шутки? Кто бы мог подумать, что… Он настроил очки, чтобы лучше рассмотреть машину. Черт. Какой-то идиот на старом пикапе с прицепом.

Черт! Роман опустил лицо в теплый песок. Если объект что-то заметил, то он сделает все, чтобы сорвать задание.

– Насти, – проговорил Роман в микрофон. – Расслабся. Это не наш.

– Понял.

Внезапно шум стих.

Роман опять взглянул на дорогу. Машина стояла. Он поморщился. Может, хотят проверить маршрут? Нашли время. «Ты уверена, что мы едем правильно, Марбел?» – «Конечно, Ярти. Смотри, вон тот забавный кактус, тот, что нарисован на карте».

Фары погасли.

Роман прикрыл глаза. Сейчас они разожгут костер и будут варить чай. Он наклонил было голову к микрофону – и замер.

До него донесся новый звук – приглушенный вопль.

Сквозь открытую дверь прицепа показался тусклый свет, и на его фоне вырисовалась сгорбившаяся под тяжестью груза фигура.

Новый вопль больше походил на визг раненого животного. Звук перешел в стон и продолжался, не переставая.

Движением плеча водитель пикапа сбросил свою ношу на край канавы и, пнув мешок ногой, столкнул его вниз.

В нем было тело. Живое тело – пока еще живое. Через секунду мотор пикапа заработал, и фары прорезали темноту. Разворачивается. Этот подонок дает задний ход, разворачивается и, подняв клубы пыли, едет обратно, туда, откуда только что приехал, направляясь прямо к объекту. Правда, объект наверняка уже заметил незапланированное появление машины и решил затаиться.

– Не сегодня, – сообщил Роман Насти. Он потом все объяснит. – Сейчас пора в постельку.

Что бы там в канаве ни было, это не его дело. Его дело – выполнять то, что ему сказали, – любыми средствами, и об этом ему лучше не забывать.

Прошло еще несколько секунд, и звук мотора превратился в отдаленный рокот.

Роман колебался, но инстинкт взял верх, и он спрятал «беретту» в кобуру.

Он начал ползком продвигаться к канаве.

Очередной звук не был ни воплем, ни визгом, ни стоном. Тихие всхлипы ударили его куда-то в подреберье. Роман понял, что это плачет женщина.

– Че-о-орт, – едва слышно прошипел он. Те, кто считал его самым быстрым великаном на свете, возможно, были правы. Быстрым и очень, очень тихим. Он обычно не отвечал на подобные комплименты. За считанные секунды он добрался до дороги. Снова взяв в руки «беретту», он приблизился к канаве и присел на корточки. Это была скорее большая нора, а не канава. Глубокая и узкая. А на дне лежала темная, шевелящаяся масса.

Если это попытка перехитрить его команду, то они перемудрили. Он огляделся, но не заметил никакого движения. Держа мишень под прицелом, он спустился в нору и стоял широко расставив ноги.

– Кто ты? – произнес он сквозь зубы. В ответ раздалось стенание, заставившее его вздрогнуть. Звук исходил от черного куска брезента, и брезент корчился.

Держа оружие в правой руке, Роман наклонился, чтобы развязать одну из двух веревок, обмотанных вокруг тюка; сделав это, он откинул угол сильно промасленной ткани. Зеленоватый свет фонарика упал на длинные белокурые волосы, запачканные кровью.

Женщина поворачивала из стороны в сторону искалеченное лицо. Ее глаза распухли так, что почти закрылись.

Роман поднял очки на лоб, убрал пистолет в кобуру и поспешил освободить женщину от брезента.

– Все в порядке, – прошептал он ей в ухо. – С тобой все хорошо. – С помощью тонкого, как карандаш, потайного фонарика он осмотрел ее. Ей было очень скверно.

Роман перевел взгляд на судорожно подрагивающее тело. Какого бы цвета раньше ни было ее платье, сейчас это не имело значения. Теперь оно было цвета крови. Везде кровь.

Опытной рукой он нащупал частый, нитевидный пульс у нее на шее. Дыхание – поверхностное. Нужно найти основной источник кровотечения, и немедленно.

Фонарь осветил свежее пятно крови на нижней части туловища. Роман прищурился и поднял длинную, набухшую от крови юбку – и у него перехватило дыхание.

– Вилли.

– Я не Вилли. – Он перевел взгляд с ножевых ран на ее обнаженном животе на раскрытые, бесцветные губы. – Кто ты? Как тебя зовут?

Она снова забилась в конвульсиях, и он положил ладонь ей на раны. Он почувствовал, как по ее расплывшемуся животу пробежала судорога.

Уже показалась голова ребенка.

К горлу его подступил комок. Ему были знакомы и отвращение, и глубокий, всепроникающий ужас при виде тех здерств, которые некоторым доставляют удовольствие, но он так и не сумел научиться подавлять в себе гнев или потребность отомстить за слабого.