Простые радости
Шрифт:
Ступени заскрипели под тяжестью его веса. Напрягшись, Роман ждал, что Феникс закроется на замок и откажется впустить его.
Из-под двери проглядывала полоска света. Она что, не удосужилась закрыть ее?
Изнутри не доносилось ни звука.
Даже безрассудная Феникс не оставит входную дверь незапертой.
От знакомого чувства опасности у Романа мурашки пробежали по спине. Надо было настоять на своем и проводить ее внутрь.
Окинув взглядом находящуюся внизу площадку перед гаражом, он вплотную прижался к стене, затем ударом ноги широко распахнул дверь. Держа «беретту»
– Феникс!
Ничто не шелохнулось. Она не отвечала.
Он протянул руку к двери и бесшумно закрыл ее за собой. Он был в большой комнате под крышей, с резким скатом и открытыми балками. На неровных, покрытых лаком досках стояла удобная старомодная мебель, не относящаяся ни к какому определенному периоду времени.
Вдоль стен по всему периметру стояли низкие книжные шкафы, за исключением того места, где была высокая ниша, служившая тесной кухней.
Может быть, Феникс пошла прямо в душ и не слышит его?
Он не мог не окинуть книги беглым взглядом и не спросить себя, принадлежат ли они Эйприл. На незатейливой для нее самодельной подставке стояла сверкающая стеклянная ваза, наполненная ветками с набухшими почками. При виде выстроившихся в ряд на коричневом диване плюшевых медвежат у него перехватило дыхание. Чьи они – Феникс или Эйприл?
В углу, облицованном терракотовыми плитками, стояла старая, покрытая голубой глазурью печь, а рядом с ней – плетенная из ивы корзина. Большой разноцветный потрепанный коврик прикрывал доски между печью и твидовым диваном, перед которым стояли два стула.
– Феникс! – Он, нахмурившись, прошел через комнату к закрытой двери. Остановившись, он прижал к ней ухо и прислушался. Если там и лилась вода, то он этого не услышал.
Роман постучался и повторил:
– Феникс? – Она могла опять выскользнуть из дому, пока он возвращался на шоссе, но это вряд ли. Что бы она стала делать в темноте? Она должна быть где-то в доме. – Ты здесь?
Переложив пистолет в другую руку, он повернул ручку и толкнул дверь, принимая при этом боевую стойку.
Это было излишней предосторожностью: двое обитателей комнаты никакой угрозы не представляли.
Феникс сидела на полу рядом с покрытой лоскутным одеялом кроватью, скрестив ноги и обхватив голову руками.
Посредине кровати лежала, свернувшись клубком, маленькая черная кошка. Кошка медленно моргнула голубыми глазами в направлении Романа, поднялась, повернулась и улеглась мордой в противоположном направлении.
Отвергнут – кошкой.
– Входная дверь открыта, – произнес он ровным голосом. – Тебе никто не говорил, что это может быть опасно?
– Я забыла закрыть, – пробормотала она. – Посмотри, что здесь творится.
Роман огляделся. Поцокав языком, он качнулся, чтобы прислониться к стене рядом с дверью.
– У тебя, похоже, был посетитель, – мягко проговорил он.
Глаза ее были закрыты. Если она слышала, что он сказал, то не показала этого.
– Эй, – очень тихо произнес он, пряча пистолет за спину. – Эй, взгляни на меня. Я друг, а не враг.
Ее глаза раскрылись, вызвав у него непривычные
Она напоминала красивую бледную куклу, созданную руками умелого мастера. Ее лицо обрамляла копна ярко-рыжих непослушных тугих завитков. Вокруг носа отчетливо проступили веснушки.
На ее коленях лежал большой желтый плюшевый медвежонок, местами потертый до блеска. Вокруг было разбросано содержимое выдвинутых ящиков и двух выпотрошенных стенных шкафов. Осколки стекла говорили о том, что пришедший смел все с высокого туалетного столика. Украшения перемешались с рамками от картин и флакончиками из-под духов. Несколько квадратных ярдов пола, включая горы скомканной одежды, были покрыты белым пухом. Запасная перина вынута из кедрового ящика и разодрана.
– А гостиная выглядит довольно прилично. – Роман постарался произнести эти слова обнадеживающим тоном. Окинув комнату быстрым взглядом, чтобы проверить, не спрятался ли здесь непрошеный гость, он обошел Феникс и направился в ванную размером не больше платяного шкафа. Снова ему попалось битое стекло. Им – вперемешку с таблетками, мылом и выдавленной зубной пастой – была наполовину заполнена обколотая раковина. Все это вывалилось из висевшего в нише аптечного шкафчика. На стершейся розовой керамической плитке лежала крышка туалетного бачка, разбитая на три части.
Роман засунул пистолет за пояс джинсов, под куртку. Он возвратился в спальню и окинул взглядом Феникс:
– Знаешь, кто мог это сделать?
Она покачала головой.
– Что они взяли?
Она опять покачала головой.
Он опустился рядом с ней на колено:
– Послушай… Черт, как нехорошо. Нужно вызвать полицию.
– Нет.
– Тебе придется. Тебе придется сделать заявление о…
– Я все это знаю, – произнесла она в голову медвежонка. – Если ничего не пропало, то о чем же мне делать заявление?
– Проклятье, я не знаю. Злостное… Ничего не пропало? Как ты можешь быть уверена?
Когда она подняла лицо, слезы застилали ей глаза.
– У меня ничего нет. Ничего стоящего. – Она кивнула в сторону сваленной в кучу одежды. – Только вот это и еще кое-какие вещи. Все это гроша не стоит. Никому в голову не придет это украсть.
Ему очень хотелось разобрать эти вещи, чтобы найти что-нибудь связанное с Эйприл и выяснить, кем она была до того, как стала новоявленной матерью, умершей у него на руках на дне канавы в Мексике.
– А драгоценности?
– Это не мои. Несколько приличных вещей, которые она… Женщина, жившая тут до меня, оставила многие свои вещи.
…Несколько приличных вещей, которые она… что? Он пристально посмотрел на Феникс. Кто эта женщина? Что именно она знает об Эйприл? Он, черт возьми, хочет это знать. И он хочет выяснить, что она настоящая и порядочная.
Ее лицо опять склонилось к голове медвежонка.
Великолепно. Сейчас – в первый раз за Бог знает сколько времени – в нем пробудился интерес к женщине, настоящий интерес. И он выбрал лохматую, плохо одетую, нищую массажистку, которая иногда подавала гамбургеры в дешевой забегаловке – в свободное от слежки за ним время.