Протекционизм и коммунизм
Шрифт:
Повторяю, получается успокоительное зрелище. Оно убеждает нас в неизбежности триумфа истины, поскольку показывает нам истинных и первых проводников и распространителей подрывных доктрин, которые теперь сами испугались своего успеха и готовят противоядие и яд в одной и той же аптечной лавке.
Это предполагает наличие тождественности между коммунистическим принципом и принципом запретительным. Быть может, вы не признаете такой идентичности, хотя, по правде сказать, мне не представляется возможным, чтобы вы, не будучи потрясенным этим обстоятельством, сумели написать четыре сотни страниц о собственности. Видимо, вы полагаете, что мои усилия отстоять свободу торговли, свободу обмена, все страсти безрезультатного спора, азарт борьбы заставили меня, как это часто бывает с нашим братом полемистом, видеть ошибки и заблуждения моих противников сквозь увеличительное стекло. Да, признаюсь, чтобы нагляднее убедить их в моей правоте, я прибегал к воображению, чтобы несколько раздуть теорию газеты «Монитер эндюстриель» и довести ее до пропорций теории газеты «Попюлет». Но так же поступают, подчас не ведая и не желая того, крупные предприниматели, почтенные земельные собственники, богатые банкиры, ловкие государственные деятели, когда обрушиваются на инициаторов и апостолов коммунизма у нас во Франции.
А почему бы так не
Нет, сударь, не в пылу борьбы у меня появился свой взгляд на запретительную доктрину. У меня сначала появился такой взгляд, а потом уже я вступил в борьбу3. Поверьте мне, что некоторое расширение внешней торговли дает тоже некоторый, но не более того, результат, которым, разумеется, не следует пренебрегать, однако не это было моим определяющим мотивом. Я думал и до сих пор полагаю, что проблема собственности завязана в этом вопросе. Я думал и до сих пор полагаю, что наш таможенный тариф, принятый по вполне определенным соображениям и защищаемый вполне определенными аргументами, пробил в самом принципе собственности брешь, сквозь которую угрожает пролезть все остальное наше законодательство.
С учетом нынешнего состояния умов мне представляется, что коммунизм, который, должен я сказать ради справедливости и правды, не сознает ни самого себя, ни своего значения, скоро захлестнет нас с головой. Мне кажется, что именно этот коммунизм (а коммунизмов существует несколько видов) вполне логично лег в основу протекционистской аргументации и продиктовал ей выводы. Так что как раз на этой почве, как мне думается, нужно и полезно бороться против него. Пока коммунизм оставался вооруженным софизмами комитета Мимереля, не было надежды одолеть его, ибо он господствовал в общественном сознании. Но потом мы собирались в Бордо, Париже, Марселе, Лионе и основали Ассоциацию свободного обмена. Свобода торговли сама по себе есть для людей ценнейшее благо. Но если бы мы имели в виду только ее, мы бы и назвали нашу организацию «Ассоциацией за свободу торговли» или, еще политичнее, «Ассоциацией за постепенное реформирование тарифов». Однако словосочетание «свободный обмен» предполагает свободное распоряжение плодами собственного труда, или, иначе говоря, предполагает наличие собственности, потому-то мы и предпочли наше название4. Разумеется мы знали, что такое словосочетание создаст нам немало трудностей. Оно ведь утверждает некий принцип, а значит, делает нашими противниками всех приверженцев противоположного принципа. Больше того, наш принцип очень не нравился людям, которые, казалось бы, предрасположены идти вместе с нами, то есть купцам, которых больше заботила задача реформировать таможню, нежели бороться с коммунизмом и одержать над ним победу. Симпатизируя нашим взглядам, Гавр все-таки отказался встать под наше знамя. Отовсюду мне говорят: «Мы лучше добьемся некоторого смягчения нашего тарифа и не будем выдвигать на передний план какие-то абсолютные претензии». Я отвечаю: если вы ограничиваетесь только этим, действуйте через ваши торговые палаты. Мне говорят еще: «Слова «свободный обмен» пугают людей и отдаляют наш успех». Что ж, это верно, но я извлек из самого страха перед этими словами мой сильнейший аргумент в пользу их признания и следования им. Чем больше они пугают, рассуждал я, тем больше это доказывает, что понятие собственности выветривается из умов. Запретительная доктрина извратила идеи, а ложные идеи породили протекцию. Случайно добиться от министра не менее случайного улучшения дел с тарифами – это слегка подправить следствие, но не искоренить причину. Поэтому я отстаиваю выражение «свободный обмен» не вопреки, а ввиду преград, которые оно чинит и будет чинить нам. Само наличие этих преград, раскрывая, так сказать, заболевание умов, служит веским доказательством того, что под угрозой оказались основы социального порядка.
Конечно, недостаточно заявить о нашей цели, используя одно или пару слов. Необходимо дать ясное определение самой цели. Мы так и поступили, и я воспроизведу сейчас, себе в поддержку, первый наш акт, то есть манифест нашей ассоциации:
«Собравшись вместе ради защиты великого дела, мы, нижеподписавшиеся, чувствуем необходимость высказать свои убеждения, рамки и средства ее достижения, поведать о самом духе нашей ассоциации.
Обмен есть естественное право, как и право собственности. Каждый гражданин, создавший или приобретший какой-либо продукт, вправе либо употребить его сам, либо уступить его любому человеку в мире, если тот согласен дать что-либо в обмен. Лишить такого права гражданина, который использует тот или иной продукт, не вредя общественному порядку и общепринятым обычаям, а единственно делает это для себя и для другого гражданина, значит узаконить кражу и грабеж, посягнуть на законность и справедливость.
Это означало бы также нарушение самих условий и предпосылок порядка, ибо какой может быть порядок в обществе, где каждая отрасль производства, поддерживаемая законом и государственной силой, старается обеспечить себе успех посредством угнетения всех остальных отраслей?
Это означало бы не признавать провиденциального замысла, диктующего судьбы людей и проявляющегося в бесконечном разнообразии климатов, сезонов, природных сил и способностей самих людей; все это неравномерно распределено Богом лишь для того, чтобы объединять людей посредством торгового обмена и укреплять их связи, ведущие ко всеобщему братству.
Это означало бы чинить преграды на пути людей к процветанию, потому что тот, кто не свободен обменивать, не свободен и выбирать вид своего собственного труда и вынужден направлять в ложном направлении свои усилия, способности, капиталы, вынужден противоестественно использовать
Наконец, это означало бы подрывать мир между народами, так как это обрывало бы объединяющие их связи, делающие войны невозможными ввиду их бесполезности и обременительности.
Таким образом, Ассоциация ставит перед собой целью свободу обменов.
Мы, нижеподписавшиеся, не оспариваем права общества облагать вывозимые за границу товары налогами, предназначенными покрывать общие расходы, но эти налоги должны определяться единственно нуждами казначейства.
Однако, как только такое обложение теряет свой фискальный характер и проводится с целью не допустить в страну иностранный продукт, даже в ущерб самому фискальному сбору, и искусственно повысить цену аналогичного национального продукта, тем самым подвергая лишениям все наше сообщество в угоду какому-то одному классу, с этого момента мы имеем дело с протекцией, а вернее с кражей и грабежом, и именно это, вместе с его принципов, Ассоциация намерена разрушить в умах людей и полностью исключить из всех наших законов независимо от того, существуют ли в каких-либо других странах подобные законы, претендующие на взаимность законодательства при обменах с ними.
Из того обстоятельства, что Ассоциация стремится к полному упразднению протекционистского режима, вовсе не следует, что она хочет упразднить его разом, в один день, скажем, путем какого-нибудь голосования. Даже идя от зла к добру, от искусственной ситуации к естественной, надо быть крайне осторожным. Деталями исполнения нашего замысла должна заниматься государственная власть, а задача Ассоциации – пропагандировать и популяризировать принцип этого замысла.
Что же касается средств и способов, которые она намерена привести в действие, то она никогда не будет искать их вне конституционных и законных рамок.
Наконец, ассоциация не будет взаимодействовать ни с какими политическими партиями. Она не собирается служить никакой отдельной промышленной отрасли, никакому классу, никакой части территории страны. Предметом и целью ее усилий есть и будет всеобщая и вечная справедливость, мир, союз, свободное общение и братство между всеми людьми, общий интерес, который существует повсюду и в самых разных видах ввиду всеобщей потребности потребления».
Есть ли в этой программе хоть одно слово, которое не обнаруживало бы горячего желания укрепить или даже возродить в умах понятие собственности, извращенное ограничительным режимом? Разве не очевидно, что торговый интерес занимает в ней задний план, а интерес социальный – передний? Заметьте, что сам по себе тариф, будь он хорош или плох с административной или фискальной точки зрения, занимает нас мало. Но как только он вводится преднамеренно и влечет за собой протекцию, то есть как только он направлен на грабеж и на принципиальное отрицание права собственности, мы боремся против него, но не как против тарифа, а как против некоей системы. Мы говорим, что стремимся выветрить саму мысль о такой системе сначала из умов, а потом и из наших законов.
Наверное, могут спросить, почему, имея в виду общую проблему столь великого значения, мы ограничиваем нашу борьбу вопросом частным и специальным.
Причина проста. Надо было противопоставить одну ассоциацию другой, вовлечь, так сказать, интересы и солдат в нашу в армию. Мы прекрасно знали, что полемика между сторонниками запретительных мер и сторонникам свободного обмена не может продолжаться без того, чтобы не затронуть и в конце концов не решить все нравственные, политические, философские, экономические вопросы, связанные с понятием собственности. И поскольку комитет Мимереля, преследуя лишь одну-единственную и специальную цель, нарушил только что названный принцип, мы сочли необходимым возродить этот принцип и начали тоже со специальной цели.
Но разве так уж важно, о чем мог я говорить и думать в другие времена? Разве важно, что я заметил или полагал, что заметил, определенное родство между протекционизмом и коммунизмом? Важно знать, существует ли такое родство в действительности. Вот это я сейчас и рассмотрю.
Вы, конечно, помните тот день, когда вы так ловко заставили г-на Прудона сделать свое знаменитое признание: «Дайте мне право на труд, и я охотно оставлю вам право на собственность». Г-н Прудон не скрывал, что, по его мнению, оба эти права взаимно несовместимы.
Если собственность несовместима с правом на труд и если последнее основано на том же принципе, что и протекция, то какой иной вывод можем мы сделать, кроме вывода о том, что протекция сама несовместима с собственностью? В геометрии считается бесспорной истиной, что две вещи, равные какой-то третьей вещи, равны и между собой.
Между тем случилось так, что блестящий оратор г-н Бийо5 счел своим долгом подняться на трибуну и высказаться в поддержку права на труд. Это было нелегко, после того как с уст г-на Прудона слетело его признание. Г-н Бийо отлично понимал, что заставить вмешаться государство, чтобы выровнять имущественные состояния людей, – это значит покатиться по наклонной плоскости к коммунизму. Так как же он высказался, чтобы побудить Национальное собрание нарушить принцип собственности? Он просто сказал всем вам, что предлагаемое им уже и без того практикуется вашими тарифами. Он хочет лишь несколько расширить область применения доктрин, давно признанных и применяемых вами. Вот его слова:
«Взгляните на наши таможенные тарифы. Посредством запретительного характера, ставок, дифференцированного подхода, премий, комбинаций всякого рода общество поощряет, поддерживает, задерживает или продвигает вперед самые разные комбинации национального труда (возгласы «Именно так!»). Оно не только регулирует баланс между французским трудом, который оно защищает, и трудом иностранным, но и в пределах нашего отечества оно беспрерывно перетасовывает различные отрасли промышленности. А эти отрасли беспрерывно судятся между собой, выдвигая друг другу встречные требования. К примеру, отрасли, использующие железо, жалуются на протекцию, предоставленную французскому железу, чтобы меньше ввозилось железа иностранного; отрасли, использующие льняную или хлопчатобумажную пряжу, протестуют против протекции, предоставленной французской пряже, чтобы исключить ввоз пряжи иностранной. То же самое и с другими отраслями. Таким образом, общество (надо было бы сказать «правительство») вынуждено вмешиваться во всякую борьбу и все передряги, имеющие касательство к труду. Оно вмешивается активно и повседневно, прямо и косвенно, и как только вы начнете заниматься таможенными вопросами, вы тут же увидите, что сами вы волей-неволей затрагиваете своими собственными делами интересы всех.
Никто не ставит под сомнение долг общества помогать обездоленным трудящимся, а речь идет о том, что обстановка сложилась такая, что правительство вынуждено вмешиваться в решение вопросов труда».