Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород
Шрифт:
— Да, Горан, пойду, если понадобится. Вышел я из дружины — не хочу служить князю в том неправедном деле, что учинил он против вас. Оставаться в стороне, когда городу грозит беда, не стану. Возьми, пригожусь — увидишь сам.
— Удивительные слова молвишь, Варяжко. Ты ведь как верный пес служил ему до сих пор, хватал тех, кто поднимал голос против князя и его указов. А сейчас вдруг переметнулся к нам. Не обессудь, но не верю я тебе.
— Что же, настаивать не смею. Но, знай, Горан, когда Ярополк подступит к городу с войском — а он обязательно
У Варяжко от обиды даже задрожал голос, хотя понимал, что неверие купца имеет все основания. Переубеждать того не пытался — словами ничего не добьешься, только делом. Уже собрался уйти, когда его остановил другой вожак, тоже из купцов, только гораздо старше Горана:
— Погоди, парень, не горячись. И, ты, Горан, тоже. Понятно, что веры княжьему прислужнику, пусть и бывшему, нет, но и отвергать помощь, если она без злого умысла, не следует. Вот что, Варяжко, пойдешь в мою сотню. Поставлю тебя десятником — все же ты воин обученный, не чета воям из торгового люда. Согласен?
Велимудр, так звали купца, принявшего Варяжко в свой отряд, представил его воям, познакомил с десятком. Кто-то из них узнал бывшего княжеского гридня, посмотрел озадаченно на своего вожака, но ни слова против не проронил — по-видимому, тот пользовался несомненным влиянием среди своих людей. Разве что юноша видел обращенные на него косые взгляды, но особой вражды от новых соратников не заметил. Стоял со всеми час-другой, томился в доспехах под жарким июньским солнцем, когда из раскрывшихся ворот вышло войско наместника — впереди дружинники, чуть позади пришедшие с ними вои. Новгородское ополчение дрогнуло, стоящие впереди отступили, после, упершись в плотный строй, замерли, держа оружие в руках.
Развернувшись по ширине площади, дружина встала. Между нею и ополчением оставалось два десятка метров, противники приготовились к бою. Казалось, что хватило бы малейшей искры, чтобы началась жаркая сеча. Хотя новгородцев оказалось вдвое больше княжеского войска, но три сотни обученных воинов — едва ли не половина всей дружины Ярополка, стоили многого и исход сражения был далеко неясен. Сквозь расступившийся строй выехал на вороном коне наместник и крикнул на всю площадь:
— Бунтовать вздумали, пойти против княжеской воли! А ну ка прочь, если жизнь дорога!
От новгородцев вышел вперед крепкий седобородый муж, также громко крикнул в ответ:
— Боярин, не воевать мы хотим и не бунтовать. Отмени указ о подымной подати, тогда и уйдем с миром. Не было у нас с князем уговора, чтобы вводить новые поборы. Еще Святославом Игоревичем установлена дань, мы платим ее исправно.
— Никакого уговора теперь не будет. Ярополк Святославич велел наложить подать, тому и быть! Пойдете против — кровью зальем город, пострадают и малые и старые. Сейчас велю дружине перебить всех, если не уйдете сами!
Старейшина города — Варяжко узнал того в выступившем муже, — вздел руки к небу и прокричал:
— Взываю к богам — пусть судят нас. В честной схватке воинов — от тебя, боярин, и от народа новгородского. Кто возьмет верх — того правда. Пойдешь ли ты на суд божий?
По выражению самоуверенности на лице наместника, сменившей на время прежнюю злость после этих слов новгородского старейшины, было понятно — он не сомневался в победе своего воина. Да и, наверное, решил потешить себя и свое войско избиением новгородского неумехи — принял вызов:
— Да будет так, кто победит — того правда. Если твой воин — будет по вашему, мой — тогда уходите вы. Клянусь в том Перуном!
Много времени на выбор своего бойца наместник не терял — через минуту из строя дружины вперед вышел богатырь, вооруженный палицей и мечом. У новгородцев же произошла заминка — шло время, а добровольца на зов старейшины не было. Он не выдержал, сам назвал кого-то, после вперед как-то нерешительно вышел дюжий мужик, похоже из молотобойцев. От всего его мощного тела веяло огромной силой, сквозь рукава рубахи проступали буграми мышцы, а в руках внушительная палица смотрелась перышком. По-видимому, среди новгородцев он слыл первым силачом — среди воев раздались дружные крики: — Градислав, не подведи, побей ворога!
По растерянному виду, натянутой на лице жалкой улыбке новгородского бойца Варяжко понял — тот вовсе не уверен в своей победе, а умирать для потехи других не хотел. Только послушание старейшине, да и стыд от позора, если бы надумал отказаться, заставили его выйти на безнадежную схватку. В какой-то момент в душе у юноши поднялась волна сочувствия к нему и возникшего воинского азарта, как в том бою с разбойниками на Ловати. Он отдался ей и крикнул во весь голос: — Люди новгородские, позвольте мне сразиться за вас!
Застыла тишина — как среди новгородцев, так и в стане противника. Люди озирались, ища глазами отчаянного храбреца, решившегося на безрассудный подвиг. Варяжко поднял руку, привлекая внимание старейшины к себе. Тот подошел ближе, какое-то время всматривался, как будто оценивая его. В глазах старого мужа юноша видел удивление и искру надежды, после тень разочарования. Понимал, от чего — его довольно крепкое, но еще по-юношески стройное тело все же не впечатляло, особенно в сравнении с могучими богатырями, стоящими на ристалище. После некоторого сомнения старейшина обратился к Велимудру, стоящему чуть впереди своей сотни: — Твой этот удалец?
Тот отозвался: — Мой, Росслав. Зовут Варяжко. Прежде служил в княжеской дружине, ушел из нее, сегодня примкнул ко мне.
— От чего же ты ушел из дружины? — повернувшись к юноше, продолжил расспрос старейшина.
— Не хочу воевать с Новгородом, старейший. Неправда за князем, против моего разума и чести.
— Ты готов сразиться до смерти с теми, с кем хлеб-соль делил? — в голосе Росслава недоумение перемежалось с осуждением.
— Да, старейший. Зла у меня нет, но если они пойдут за кривду, встану против.