Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки
Шрифт:
Пролог
Человек, который выздоровел
Колонны усталых людей на пыльных дорогах – без конца, без края, словно серые реки. По ним пробегают волны приказов, местами видны песчаные плесы и отмели – грязно-желтый цвет мундиров означает, что парни прибарахлились на складах противника. Конечно, трофейные мундиры наскоро перекрашены ореховым отваром, единственной на Юге краской, что берет ядовитую синь… Ходить во вражеских цветах неудобно – прежде, чем дивизия покрасила добычу, ее время от времени обстреливали свои. Правда, и враги раз-другой обмишулились, подпустили на хороший залп.
Увы, со времени последних побед молодцам виргинцам
Генералам ничем не проще. Да, они едут верхом, а не топают на своих двоих. Но если богатый путешественник может себе позволить по утренней прохладе доскакать до гостиницы, предоставив слугам тащиться по жаре с вещами, то командир корпуса подобной возможности лишен.
Рыжая лошадь стала от пыли серой, но до вечера далеко. И все это время командующий корпусом будет метаться вдоль растянувшихся порядков, пытаясь стянуть уставшие части, расползающиеся, словно перепревшее сукно.
Навстречу вылетает командир легендарной бригады Джеймс Уокер. Вскидывает руку к кепи:
– Распоряжения, сэр? Люди устали, но, если нужно, я могу их подогнать. Это же ваши виргинцы! Они все понимают.
В том числе и то, что в случае поражения молох войны покатится по их родным местам. Значит, поторопить? Бригада немного отстает от авангарда…
Взгляд скользит по серым фигурам. Всего лишь пыль, всего лишь жажда – и нечто большее, что заставляет людей переставлять ноги. Оно растворено в виргинском воздухе – но, переправляясь через Потомак, парни возьмут это с собой. Янки никак не поймут, что человек не должен и не будет умирать за мизерное жалованье, грошовый мундир и жесткие галеты. И тем более за свободу для черномазых. Даже кусок земли под ферму – так называемый гомстед – подвигнет эмигранта надеть форму, но никак не превратит северного солдата в героя. Потому раз за разом янки получают добрую трепку. Господь видит, Югу не нужно ни акра земли за Потомаком. Лишь мир, за которым приходится идти на чужую землю. Второй раз. Первая попытка была год назад. Тогда до ослов в Ричмонде – за год с лишним – дошло, что войну не решить обороной. Увы, поход окончился кровавой ничьей, которую пришлось вырывать стойкостью и жизнями.
– Так что, подогнать уставших?
– Сэр, мы прибавим шаг, но вам следует отдохнуть. Тут рядом лачуга… не бог весть что, но там есть стулья и стол, чтобы разложить карты. Люди поймут. Не каждый день получаешь в руку пулю!
Люди, конечно, поймут – но скиснут. Скажут, что генерал уж не тот… Может, и был бы не тот, да спасибо Седому Лису Ли и его письму. Строчки были по-виргински изысканны, но за ними стояла добрая выволочка. Техасец сказал бы то же самое примерно так: «Не вздумай окочуриться или дать докторам чего-нибудь отпилить! Если тебе отрежут левую руку, я потеряю правую. Потрудись выздороветь. Это приказ, ясно?!» Так что докторам пришлось руку лечить, а не резать, а заодно выслушать немало слов, которые доброму христианину и вспоминать не следует.
– Заботьтесь о своих людях, сэр. А то я не узнаю прежнюю бригаду – всего третий день марша, а еле ноги волочат, – и чуть тише: – Смотри, чтобы до реки ни курицы не пропало, ни зернышка с поля. Многовато у тебя молодежи…
Командир бригады приглаживает невесело спущенный книзу ус.
– Им объяснили, в какую бригаду они удостоились попасть и что из этого следует. Так нам ускорить движение?
Щелкает крышка часов. Да, времени в обрез. Люди устали? Скоро ветер донесет речную влагу, и летняя сушь станет не такой изматывающей. Река… Зеленые рощи Пенсильвании… Люди заслужили передышку. Объявить дневку? Наверное. Мы только перейдем на другой берег, а потом отдохнем. Там, за рекой, в тени деревьев…
На мгновение генералу показалось, что нет июньского солнца над головой, вместо него пузатая лампа, вместо безжалостного белесого неба – беленый потолок, что он не сидит в седле, а валяется в постели, и все вокруг – серые колонны, бредущие к северу, скрип тележных осей, лошадиное ржание, толстая, красная, лохматящаяся от летнего солнца шея Уокера и даже приказ о наступлении на север – всего лишь горячечный бред.
Пришлось помотать головой.
– Вы дурно себя чувствуете, сэр?
Взволнованный голос адъютанта окончательно отогнал наваждение.
– Задумался, – генерал не соврал, но и не сказал правду. Не хватало, чтобы пошли слухи, будто у командира корпуса видения. Что до дневки… Его солдат не привык к нежностям! Вспомнилось – когда Джеб Стюарт подарил ему новый мундир, корпус заволновался. Дошло до криков: «Сними это, Джек!» Боялись, что с привычной рваниной закончится удача.
– Поторопи людей, Джим. Пора заканчивать войну.
Шпоры аккуратно прикоснулись к бокам маленькой гнедой лошадки. Той же, со спины которой он соскользнул месяц назад, зажимая рану. Маленькая лошадка – Джексон покупал ее для жены, но теперь смирное создание куда лучше подходит самому – осторожно двинулась вперед. Слух, еще не приказ – о том, что Старый Джек велел поднажать, – разошелся, да и налетевший ветерок с Потомака донес прелый запах речной тины. Солдаты зашагали бодрей. Иные провожают взглядами знакомую несуразную фигуру, разве что не чертящую стременами по земле. Вот один солдат – безусый новобранец в неизношенном мышином мундире от интендантства Конфедерации – обернулся к довольному соседу:
– Чему улыбаешься? Что нам больше ноги ломать? Да проклятая дорога нас скоро в порошок сотрет!
Двадцатилетний ветеран объясняет:
– Тому, что генерал не переменился. А значит, мы не только победим, но, может, и живы останемся.
Припомнил, как сжимал в бессильной ярости оружие, когда услышал, что командир тяжело ранен. Как молился, чтобы тот остался жив и корпус не перешел под командование к бездарю, способному только посылать людей на убой. Вспомнил, как от них – всех вместе – раз за разом драпали янки, оставляя раненых, убитых, пленных, мундиры, башмаки и – лично ему – новенький карабин Спенсера. Больше никаких «суй в дуло», «надеть пистоны на шпеньки». Правда, нужно доставать патроны… Но вот человек, означающий для солдат победу, а заодно – и жизнь, свесил нос. Ничего, сейчас хандра пройдет!
Карабин с утра изрядно потяжелел, но солдат вскинул его над головой, как тростинку:
– Ура Старому Джеку! Ура генералу Джексону!
Крик подхватили, и вот герой Юга, приложив руку к козырьку кепи, едет вдоль радостно орущих полков. Стена. И серые (а больше желтые) булыжники, из которых она сложена.
Бой шел третий день. Армия сражалась, как никогда прежде, – но все выходило как-то не до конца. Разве Стюарт смог-таки выиграть фланг, и то лишь благодаря тому, что Мид трижды бросал свою кавалерию против линий Каменной Стены. Они их не порвали… да даже не доскакали. Но задержали достаточно, чтобы вцепиться в Кладбищенский холм. Теперь эта позиция еще важней. Если ее промять, половине синих бежать будет некуда, а второй займется Джеб.