Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944
Шрифт:
Раньше по праву восхваляемое coup d'oeil, так называемое «молниеносное восприятие момента», конечно, в будущем в некоторых ситуациях ведения сухопутной войны может иметь большое значение, но вообще, по крайней мере среди высшего командного состава, оно является менее значительным, чем осознание потребностей положения, созревшее из учитывающей все возможности четкой и проницательной работы мысли. Подобная умственная самодисциплина не больна «бледностью мысли», она лишь придает «природным цветам решения» необходимый оттенок. Именно так, на основании здравого смысла, появляются великие, смелые и героические решения, кроме того, именно так облагораживается поражение благодаря «гордости славной гибели». Такая систематика мышления совсем не противоречит душевной гибкости. Предпосылкой для гибкости в решениях применительно к
Вот что восхищает нас в великом Мольтке, что делает его примером для всех офицеров на особенно ответственных постах: серьезное, основательное взвешивание всех факторов перед отважным деянием, внутренняя уверенность, которая возникает из-за спокойствия и готовности ко всему, что может быть, точность суждений, которая в тумане неопределенности находит правду, так как он предчувствует действительность. Чем выше мы поднимемся при наших лидерах, — говоря еще раз словами Клаузевица, — тем необходимее будет, чтобы дух пришел на помощь смелости, чтобы она не: была бесцельной, чтобы она не была слепым порывом страсти; нужно меньше самопожертвования и больше поддержки других ради общего блага. В этом духовном и умственном воспитании в преемнике нашего лидера ясного и логического мышления и решительного поведения я вижу главнейшую и важнейшую задачу военной академии.
При этом напрашивается другая мысль. Мировая война, вызванное ею изменение развития людей и их отношения друг к другу, как и огромный уже достигнутый и еще ожидаемый прогресс техники, повсюду революционно влияли на точку зрения о сущности будущей войны и ее ведения. Такжё и взгляды на руководство сухопутными вооруженными силами покорились изменению времени и во многий отношениях претерпели решающие изменения. Новым проблемам уделяется столько времени и внимания, о которых в прошлом не могло быть и речи.
Соответственно этому, области образования вообще и учебные материалы в частности должны будут в послевоенное время претерпеть кардинальные изменения. Они должны и дальше продумываться и взвешиваться, и необходимо приспособиться к их быстрому развитию. Но так формируется обучение основам военного ведения войны, которые становятся все многостороннее и сложнее, чем те, что преподавались в аудиториях военной академии 25 лет назад.
Если, с одной стороны, благодаря этому возросла прелесть занятий и интерес к ним со стороны настоящих солдат, то, с другой стороны, к преподавателям и ученикам предъявляются все более высокие требования. В основном достаточно отделить существенное от несущественного и среди огромного количества новых идей и мыслей сохранить способность выносить трезвое и точное суждение и здоровое воображение.
В этом отношении сегодняшние памятные дни являются указанием на то, что меняется только форма, а элементарные законы военного ведения войны во все времена неизменны, такими и останутся, завися лишь от физических и душевных сил и сил разума и от окружающей среды. Поэтому наряду с умозрительными развивающимися директивами и принципами для будущего военного ведения войны такие категории, в особенности решающее превосходство душевного фактора, нельзя обходить стороной, иначе появится опасность, что фюрер и данные ему помощники будут учитывать не реальное положение вещей, а такое, каким они хотят его видеть.
Для восприятия сущности войны и ее ведения — и не в последнюю очередь господствующего над ними всеми морального величия — военная история будет неиссякаемым источником, пока знания нельзя будет черпать из собственного опыта. Военная история, как часто повторял Шлифен, открывает нам, как все было, должно было быть и как все повторится. То, что история мировых войн может рассматриваться не только с точки зрения уменьшения взаимных вооруженных сил противников, но и с точки зрения народных ресурсов, как экономических, так и духовных, является для учителей и учеников молодого вермахта непременным условием для понимания сущности будущей войны. При этом вермахт всегда представляет собой лишь часть сил, в которых нуждается народ, когда в битве речь идет о жизни и смерти…»
Речь, произнесенная перед большим кругом высокопоставленных офицеров и другими руководящими персонами, произвела сенсацию и обратила внимание Гитлера (конечно, ненадолго) на руководителя Генерального штаба, который очень впечатляюще указывал на серьезность солдатской профессии, на ее высокие духовные и нравственные задачи, на сущность современного полководческого искусства и будущего ведения войны и настоятельно предостерегал оттого, чтобы видеть вещи какими мы хотим их увидеть, а не такими, какими они действительно являются. Но о сближении между Гитлером и Беком речь никогда не шла.
Однажды Бек рассказал одному своему другу, что Гитлер после этой его речи выразил желание, чтобы на одной из официальных встреч руководитель Генерального штаба сидел рядом с ним за столом. После короткой беседы Бек понял, что внутренний контакт между ними исключен. У них не выявилось ни одного общего интереса. И действительно, их характеры очень сильно различались, чтобы духовный контакт был возможен. С одной стороны, Бек — одухотворенный, воспитанный на незыблемых традициях прусского офицерского корпуса, который, по его собственным словам, «не выдвигал других требований, кроме как, глубоко уважая и по-настоящему восхищаясь великими наставниками, не отставать ни от одного из них». Он видел в этих людях не только «элиту военного руководства, но также личностей с сознанием ответственности и высоким моральным уровнем», для него «самая привлекательная черта этих великих прусских образцов для подражания наряду с их историческими успехами заключалась в их моральных качествах, в воспитании характера, в личной, основанной на глубокой нравственности манере держаться». Серьезный, основательный, самоотверженный человек, который при всей его готовности к действию и огромной работоспособности не хотел ничего другого, — говоря словами Бисмарка, — кроме как «наглядно продемонстрировать в истории свое честолюбие, способности войск и собственный дар руководить армией», который ненавидел, когда рациональные мотивы объединяли с иррациональными. С другой стороны, Гитлер — коварная личность без нравственных обязательств и моральных порывов, чьи неоспоримые умственные способности были направлены исключительно на службу необузданному тщеславию и жажде власти и который поэтому мог использовать солдатских помощников лишь как наемников. Откуда здесь взяться духовной общности и взаимодействию? Непреодолимая пропасть разделяла олицетворяемый Беком исторически обусловленный тип представителя «солдатчины» мольтке-шлифенского типа, как говорят, «военная косточка», и лишенный традиций, абсолютно ненемецкий, хвастливый полет мысли Гитлера.
Мы полагаем, что лучшим доказательством правоты этого суждения о Беке могут быть слова, которые сказал один из его самых преданных помощников как руководителя Генерального штаба. Хоссбах, позже ставший генералом, а в те годы будучи руководителем центрального отдела Генерального штаба, близко общался с Беком как на службе, так и вне ее. Он пишет:
«Благороден и добр по образу мыслей, скромен в поведении и манере держать себя, приятен в обращении, умнейший и образованнейший глава сухопутной армии, трудоголик. Точен в малом и щедр в великом, конкретен в суждениях. Непредубежденный к людям и вещам, он ценил хорошие советы, признавал другие и противоречащие его точки зрения и был прекрасным слушателем. Большое самообладание и самодисциплина защищали его от поспешных суждений и решений. Обширные познания, доброе сердце и острый ум делали служебное или личное общение с ним целым событием.
Он был выдающимся наставником в области оперативной деятельности и тактики. Руководимые им большие операции Генерального штаба не должны были уступать в значимости операциям его самых выдающихся предшественников. Его духовное превосходство, основательные знания, его отточенная логика, ясность и обдуманность речи и суждений, умение охватить военную действительность благодаря фантазии и пониманию и правдоподобно ее изобразить — все это, связанное с глубочайшей нравственной серьезностью и мудрой уравновешенностью его личности, делало его операции не только служебной необходимостью, но и истинным человеческим наслаждением. Командующие офицеры испытывали большие нагрузки во время игр и подготовки. Но чаще всего именно руководитель Генерального штаба просиживал ночи напролет за письменным столом. Было трудно вытащить его на часовую прогулку из кабинета хотя бы раз в несколько дней.