Противостояние лучших (сборник)

Коллектив авторов

– Да, – ответила Ротенберг.

– Но ведь женщины смогут и сами вести наблюдение и держать вас в курсе? – спросил Линкольн у Дэвенпорта.

– Смогут, конечно, – ответил тот. – Но втроем это делать проще. А почему вы спросили?

– У меня есть идея, но я хочу поговорить о ней с вами наедине. Чтобы избежать обвинений в заговоре.

– О, дерьмо! – воскликнула Лили.

Итак, вот моя прелесть…

Вкусная.

О, он представлял ее на спине, с распростертыми руками, да, да, лежащей на чем-то твердом – бетоне

или дереве. Или металле.

Металл – это всегда хорошо.

Пот у нее на лбу, пот на груди, пот всюду… Она стонет, кричит, умоляет о пощаде…

На один изумительный миг все в клубе исчезло, и в сознании Джеймса Роберта Верлена, в его глазах, глазах художника, осталась лишь брюнетка в черном, устроившаяся в конце бара.

Вкусная…

Волосы на самом деле черные, но меняющие свой цвет в свете прожекторов – от красного и синего к зеленому и фиолетовому. Декор – диско, музыка – панк. Бар «Раста» все не может сделать окончательный выбор.

Волосы. Они его завораживали. Он работал с твердыми материалами и мог воспроизвести плоть и другие органы, но волосы у него не получались.

Красавица бросила на него один взгляд, потом посмотрела еще раз, что уже само по себе могло быть посланием.

Он принялся изучать ее более внимательно – изучать ее овальное лицо, чувственную фигуру, вызывающую позу, с которой она опиралась о стойку бара и разговаривала по мобильному телефону…

Его ужасно раздражало, что ее внимание направлено на какого-то ублюдка, сидящего в десяти или ста милях отсюда. Ее улыбка завораживала. Но она предназначалась не Верлену.

«Мона Лиза», – подумал он. Вот кого она ему напомнила. Впрочем, в его системе ценностей это не было комплиментом. Джим Боб считал девку да Винчи ухмыляющейся сучкой. И, видит Бог, ее портрет сильно переоценивают!

Эй, посмотри сюда, Мона!

Но брюнетка больше не обращала на него внимания.

Верлен подозвал бармена и сделал заказ. Как всегда, здесь и в других клубах, которые он посещал, Джеймс пил неразбавленный бурбон, потому что девушки любят, когда мужчины пьют алкоголь, не испорченный фруктовым соком. Пиво – напиток для детей, а вино – для спальни, после совокупления.

Мона еще раз посмотрела в его сторону. Но не стала встречаться с ним взглядом.

Он начал злиться. Проклятье, с кем она разговаривает?

Еще один взгляд. Маленькое черное платье говорит о трусости – его надевают женщины, которые боятся сделать заявление. Но Джим простил его Моне. Шелк платья падал и парил в тех местах, где следовало, и ткань, точно латекс, обтягивала роскошную фигуру.

А какие руки! Длинные пальцы с черными ногтями!

Волосы всегда вызывали трудности, но самым главным вызовом для скульптора являлись руки. Микеланджело был настоящим гением рук, он создавал идеальные ладони, пальцы и ногти из сердца мрамора.

И Джеймс Роберт Верлен, который считал себя потомком – если не по крови, то по мастерству – великого мастера, создавал ту же магию, пусть и в металле, а не в камне.

А это было несравнимо труднее.

В «Расте» сидели типичные для этого времени посетители – артистичные особы, которые на самом деле работали менеджерами в рекламных агентствах, ботаники, бывшие художниками, хипстерами и жалким образом цепляющимися за уходящую молодость, как за спасательный круг, игроки с Уолл-стрит. Народу было полно. А скоро станет еще больше.

Наконец Джеймсу Роберту удалось перехватить взгляд Моны, и его охватила уверенность, что он ей понравился. Почему бы и нет? У него было худощавое хищное лицо, превосходные густые темные волосы и узкие бедра в обтягивающих черных джинсах, к тому же он выглядел моложе своих сорока лет. Да еще и тратил много времени, чтобы придать себе вид контролируемой непокорности, и его глаза напоминали лазеры. Верлен был в фирменной рубашке «Донна Карен», но не новой, с пятнами в нужных местах и расстегнутыми верхними пуговицами, открывавшими всему миру его мощные грудные мышцы. Он любил поднимать железо – в его студии накопилось множество болванок и стальных брусьев, которые он собирал на свалках, где находил материалы для своей работы. Были там и баллоны с кислородом, пропаном и ацетиленом.

Еще один взгляд на Мону. Скульптор уже начал терять контроль над собой, знакомое ощущение поднималось от паха к груди.

Прихватив бокал с виски, он направился к брюнетке. Для этого ему требовалось пройти сквозь группу молодых бизнесменов в костюмах, которые полностью его проигнорировали. Верлен их ненавидел, он презирал конформизм, самодовольство и полное отсутствие культуры. Эти люди судили об искусстве по ярлыку с ценой: Джеймс не сомневался, что мог бы вытереть холстом задницу, побрызгать сверху лаком и поставить цену в сто тысяч долларов – и обыватели изо всех сил старались бы перекричать друг друга на аукционе «Кристи».

Дерьмо в искусстве.

Он принялся проталкиваться сквозь толпу молодых людей.

– Эй, – пробормотал один из них. – Ублюдок, ты разлил мою…

Верлен резко обернулся и бросил на мужчину испепеляющий взгляд, словно полил его из перцового баллончика. Бизнесмен, который был выше и плотнее его, застыл. Его друзья зашевелились, но решили остаться в стороне и вернулись к прерванному разговору о матче.

Когда стало очевидно, что мистер «Брукс бразерс» [25] не собирается совершать глупых поступков, которые могли бы привести к сломанным пальцам, разбитому лицу или чему-нибудь похуже, Джим удостоил его снисходительной улыбки и двинулся дальше.

25

«Brooks Brothers» является одной из старейших марок мужской одежды в США.

Приблизившись к Моне, он завис неподалеку от нее. Скульптор не собирался играть с ней в игру «будем-игнорировать-друг-друга». Для этого он был слишком заведен.

– У меня есть одно преимущество по сравнению с тем, с кем ты сейчас разговариваешь, – прошептал он и кивнул на телефон.

Женщина замолчала и повернулась к нему.

Верлен усмехнулся:

– Я могу угостить тебя выпивкой, а он – нет.

Мона напряглась. Станет ли она с ним разговаривать?

Потом красавица оглядела его. Медленно. Уже не улыбаясь.