Противостояние. Том II
Шрифт:
— Ты ее любишь, правда? — сказала Люси.
— О, Люси… — укоризненно произнес он.
— Нет, я просто хочу, чтобы ты знал… — Она яростно замотала головой при виде выражения его лица. — Я должна сказать это. Я вижу, как ты на нее смотришь… и как она смотрит на тебя иногда, когда ты занят чем-то другим и… и не замечаешь этого. Она любит тебя, Ларри. Но она боится.
— Боится? Боится чего?
Он вспомнил свою попытку заняться с ней любовью через три дня после неудачного посещения Стовингтона. За те три дня она стада как-то тише — временами еще бывала веселой, но явно совершала над собой усилия для этого. Джо спал. Ларри присел
Потом она высвободилась и поднялась. Она стояла, бледная, опустив голову и скрестив на груди руки.
«Больше не делай этого, Ларри. Пожалуйста, не надо. Или мне придется забрать Джо и уйти».
«Почему? Почему, Надин? Почему надо придавать этому такое значение?»
Она не ответила. Просто стояла с опущенной головой и уже тогда обозначившимися коричневыми кругами под глазами.
«Я сказала бы тебе, если бы могла», — в конце концов ответила она и пошла прочь не оглядываясь.
— Когда-то, когда я училась в старших классах, у меня была подружка, которая вела себя почти так же, как она, — сказала Люси. — Ее звали Джолин. Джолин Мейджорз. Джолин не училась в средней школе. Она бросила ее, чтобы выйти замуж за своего дружка. Он служил во флоте. Когда они поженились, она была беременна, но потеряла ребенка. Ее мужа подолгу не бывало дома, а Джолин… ей нравились вечеринки, развлечения. Ей нравилось это, а ее муж был просто ревнивым буйволом. Он предупредил ее, что, если когда-нибудь узнает, что она наставляет ему рога за его спиной, переломает ей руки и изуродует физиономию. Можешь себе представить, что у нее была за жизнь? Твой муж приходит домой и говорит: «Слушай, любимая, я тут отправляюсь в плавание. Поцелуй меня на прощание, а потом мы чуток поваляемся на сене, но, кстати, если я вернусь и кто-то скажет мне, что ты тут вертела хвостом, я переломаю тебе руки и подпорчу личико».
— Да, не фонтан.
— И вот через какое-то время она встретила другого парня, — продолжала Люси. — Он работал помощником тренера по физическому воспитанию в средней школе Берлингтона. Они встречались украдкой, вечно оглядывались, и я не знаю, приставил ли ее муж кого-нибудь шпионить за ней, но очень скоро это стало уже не важно. Вскоре Джолин была уже сама не своя. Каждого парня, ждавшего автобуса на остановке, она принимала за дружка мужа. Каждого торгового агента, поселявшегося в том же дешевом мотеле, что и они с Гербом, даже если мотель находился где-нибудь в штате Нью-Йорк. Даже легавого, у которого они спрашивали, как проехать к месту пикников. Дошло до того, что она вскрикивала, стоило ветру чуть хлопнуть дверью, и дрожала всякий раз, когда кто-то поднимался по ее лестнице. А поскольку она жила в маленьком домике, разделенном на семь квартир, по лестнице почти всегда кто-то поднимался. Герб стал бояться и бросил ее. Он не боялся мужа Джолин — он стал бояться ее. И в аккурат перед тем как ее муж вернулся на побывку, у Джолин случился нервный срыв. И все это от того, что ей слишком нравилось любить… а он был ревнив как сумасшедший. Надин напоминает мне ту девушку, Ларри. Мне жаль ее. Наверное, я не люблю ее так, как любила ту, но мне действительно жаль ее. Она ужасно выглядит.
— Ты хочешь сказать, что Надин боится меня, как та девчонка боялась
— Может быть, — сказала Люси. — Я только вот что тебе скажу — где бы ни был муж Надин, здесь его нет.
Он как-то вымученно рассмеялся.
— Ладно, нам пора спать. Завтра будет трудный день.
— Да, — кивнула она, подумав, что из всего сказанного ею он не понял ни одного слова. И неожиданно она расплакалась.
— Эй, — сказал он. — Эй! — Он попытался обнять ее.
— Не надо! — Она скинула его руку. — Не нужно этого делать, ты и так получаешь от меня то, что хочешь!
В нем осталось еще достаточно прежнего Ларри, чтобы подумать, не донесся ли ее голос до лагеря.
— Люси, я никогда не заставлял тебя и не выкручивал тебе руки, — угрюмо сказал он.
— Ох, ну какой же ты тупица! — крикнула она и пнула его в ногу. — Почему мужики такие тупицы, а, Ларри? Ты видишь только белое или черное. Нет, ты никогда не выкручивал мне руки. Я не такая, как она. Ей ты мог бы крутить руки, и она все равно плевала бы тебе в глаза и скрещивала ножки. У мужиков есть специальные клички для таких, как я, слышала, они пишут их на стойках в душевых. Но все дело — в желании тепла, в потребности быть согретой. Потребности любить. Разве это так плохо?
— Нет. Совсем нет. Но, Люси…
— Но ты в это не веришь, — насмешливо произнесла она. — Поэтому ты продолжаешь бегать за мисс Высокогрудкой, а в промежутках у тебя есть Люси для постельных забав после заката.
Он медленно кивнул. Это было правдой — каждое слово. И он слишком устал, слишком измучился, чтобы спорить с этим. Она, кажется, поняла это; выражение ее лица смягчилось, и она положила руку ему на плечо.
— Если ты поймаешь ее, Ларри, я первая брошу тебе букет цветов. Я в жизни никогда никому не завидовала. Только… постарайся не очень разочаровываться.
— Люси…
Вдруг ее голос налился неожиданной силой, на мгновение его руки покрылись мурашками.
— Просто мне пришло в голову, что любовь очень важна сейчас — только любовь сумеет спасти нас; против нас — ненависть… хуже — пустота. — Голос ее упал. — Ты прав. Уже поздно. Я иду спать. Ты идешь?
— Да, — сказал он и, когда они встали, без всякого расчета обнял ее и нежно поцеловал. — Люси, я люблю тебя, как умею.
— Я знаю, — устало улыбнулась она. — Я знаю, Ларри.
На этот раз, когда он обнял ее, она не стряхнула с себя его руку. Они вместе вернулись в лагерь, вяло позанимались любовью и заснули.
Надин проснулась, как кошка в темноте, минут через двадцать после того, как Ларри Андервуд и Люси Суонн вернулись в лагерь, и минут через десять после того, как они закончили заниматься любовью и погрузились в сон.
Ужас стальной струной звенел в ее венах.
«Кто-то хочет меня, — подумала она, прислушиваясь и ожидая, пока утихнет сумасшедшее биение сердца. Ее расширенные и полные ужаса глаза уставились в темноту, туда, где свисающие ветки вяза бросали тени на небо. — Вот оно что. Кто-то хочет меня. Это правда. Но… это так холодно».
Ее родители и брат погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было шесть лет; в тот день она не поехала с ними навестить свою тетку с дядей, а осталась поиграть с подружкой, жившей по соседству. Так или иначе, брата они любили больше, это она помнила. Брат не был похож на нее, маленькую сиротку, украденную из приютской колыбели, когда ей было четыре с половиной месяца. Братик был — маэстро, туш! — Их Собственный. Но Надин всегда и навечно принадлежала одной лишь Надин. Она была дитя земли.