Противостояние
Шрифт:
Р. ЩЕДРИН: У меня есть издание, где на одной странице напечатан русский текст, на другой — английский. И надо сказать, что иногда некоторые страницы, например, по-английски пустые. То есть это, по существу, два разных романа, но с той же фабулой, конечно. Вам это издание не попадалось?
В. ПОЗНЕР: Но он же сам ее перевел на русский, в том-то и дело. Это очень любопытно.
Р. ЩЕДРИН: Он сам перевел и на русский, и потом на французский, да.
В. ПОЗНЕР: Вроде перевод, но не точный, потому что…
Р. ЩЕДРИН: Не точный совсем. У меня есть это издание. Это очень интересно. Просто часть страницы белая, следующая вообще белая, а на русском языке она полная, и так далее.
В. ПОЗНЕР: Да. Вы считаете Набокова великим писателем?
Р. ЩЕДРИН: Без всякого сомнения. Это просто живописец слова, я думаю. Мы были очень дружны с его сыном Митей Набоковым — он тоже недавно умер.
В. ПОЗНЕР: Я его называю «эквилибристом слова», потому что он поразительные вещи делает. Ладно. Последний вопрос перед Марселем Прустом. Вы говорите так: «Думаю, что великий Чехов ошибся в мечте о будущем человечества. К сожалению, мы не становимся лучше, человечество становится лживее и безжалостнее». Пессимист Родион Щедрин?
Р. ЩЕДРИН: Реалист Родион Щедрин.
В. ПОЗНЕР: Марсель Пруст. Когда и где вы были более всего счастливы?
Р. ЩЕДРИН: Да я, пожалуй, счастливый человек. У меня много было моментов счастья.
В. ПОЗНЕР: Какое качество вы более всего цените в женщине?
Р. ЩЕДРИН: Грацию.
В. ПОЗНЕР: Есть ли у вас любимое слово?
Р. ЩЕДРИН: Нет, еще не придумал, еще есть время.
В. ПОЗНЕР: А нелюбимое есть?
Р. ЩЕДРИН: Да, есть. «Так сказать», которое по телевизору повторяется беспрерывно всеми.
В. ПОЗНЕР: О чем вы больше всего сожалеете?
Р. ЩЕДРИН: Что жизнь короткая.
В. ПОЗНЕР: Можете ли вы назвать писателя или писателей, который или которые изменили вашу жизнь? Именно изменили вашу жизнь — то, как вы думаете, как вы живете.
Р. ЩЕДРИН: Я не могу сказать, что один. Это и Пушкин, и Гоголь, и Лесков, Чехов. Они в моей жизни сыграли гигантскую роль, я стал умнее, тоньше.
В. ПОЗНЕР: А композиторы?
Р. ЩЕДРИН: Композиторы — тоже одного я не могу назвать. Я скажу и Бах, и Бетховен. Знаете, у меня когда-то был разговор с Шостаковичем (мы сегодня о нем говорили), он мне задал почти как у Марселя Пруста вопрос, но о музыке. Это был 1964 год, мы лето были вместе я с Майей, он с Ириной Антоновной. И он говорит: «Нас ссылают на необитаемый остров. Какое одно сочинение палачи разрешат вам с собой взять? Какое? 5 секунд». Я сказал: «Искусство фуги» Баха. А вы, Дмитрий Дмитриевич?» Он говорит: «Я бы взял «Песнь о Земле» Малера». И за два месяца до его кончины я был у него в Жуковке на даче. И уходя, я сказал: «Вы помните ваш тест в Дилижане?» Он говорит: «Помню». Я говорю: «Вы изменили свою точку зрения?» — «Нет. «Песнь о Земле» Малера. А вы?» Я говорю: «Я тоже нет. «Искусство фуги» Баха».
В. ПОЗНЕР: Замечательно. Если б вам дано было исполнить три ваших желания любых, что бы вы выбрали?
Р. ЩЕДРИН: Я хотел бы быть вечно с моей женой.
В. ПОЗНЕР: Первое.
Р. ЩЕДРИН: Быть вечно с моей женой.
В. ПОЗНЕР: Второе.
Р. ЩЕДРИН: Быть вечно с моей женой.
В. ПОЗНЕР: Что вы больше всего не любите?
Р. ЩЕДРИН: Неопрятность.
В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед богом, что вы ему скажете?
Р. ЩЕДРИН: «Будь благословенно имя Твое, Господи, присно и вовеки веков. Ты был так милостив ко мне».
В. ПОЗНЕР: Спасибо вам большое.
Р. ЩЕДРИН: Спасибо вам, Владимир, большое.
Самое главное и, должен признаться, неожиданное — это откровенность, честность этого человека. Он ни разу ни на йоту не пытался уйти под корягу, хоть чуть-чуть обойти вопрос, ответить немного «в сторону». А ведь вопросы были… ну, скажем, не такие, какие задают в день рождения (в этот день Родиону Щедрину исполнялось 80 лет).
Когда я готовился к этому интервью, то понимал, насколько тяжелым будет для Щедрина вопрос о написанной им оратории «Ленин в сердце народном». Чтобы не спугнуть его, но и не дать возможности подготовиться, я начал издалека, затеяв разговор о сочинении того или иного произведения на заказ. Я понимал, что Родион Константинович вспомнит и Микеланджело, и Баха с Моцартом, да я и сам мог бы назвать многие славные имена — Веласкеса, Мольера. Мне хотелось подойти к вопросу о написании оратории исподволь, но и логично, мол, писать на заказ — это нормально, так делали великие, а вот писать по заказу ЦК КПСС — это как?
Родион Константинович не то что не дрогнул. Он совершенно спокойно объяснил, что да, после скандала с неподписанием письма в поддержку ввода советских войск в Чехословакю, когда тучи сгустились и над его головой, и над головой его жены, Майи Плисецкой, когда ему пришлось уйти из Московской консерватории, надо было выйти из этой ситуации с честью. Что он и сделал — как с точки зрения использованного текста, так и с профессиональной точки зрения.
Конечно, можно было поспорить с ним, но главное то, что Щедрин не стал крутить и вертеть, а прямо сказал: да, надо было выходить из положения, я пошел на компромисс (Ленина-то не было в его сердце), но написал честную вещь.