Протокол «Сигма»
Шрифт:
– Проходит проверку, – официальным тоном прервал ее все так же стоявший за дверью посетитель. – Я думаю, что мы сможем во всем разобраться, получив ответы на несколько вопросов. Иначе выплаты будут прекращены. А мне бы не хотелось, чтобы это произошло.
Тереза тяжело побрела к двери и посмотрела в глазок. У стоявшего за дверью мужчины было знакомое высокомерное выражение лица, которое она приписывала всем fonctionnaires французского правительства, клеркам, воображающим, будто оттого, что они состоят на государственной службе, они получают частичку государственной власти и от этого ведут себя
Прищурившись, она всмотрелась в посетителя. Человек из отдела социального обеспечения был одет в тонкую шерстяную курточку и дешевый галстук, который, казалось, был фирменным знаком профессии. Волосы у него были каштановые с сильной проседью, и весь он казался ничем не замечательным, если бы не гладкое, безо всяких морщин, лицо; кожа на этом лице могла бы показаться детской, не будь она столь натянутой, как будто после косметической операции.
Тереза отодвинула два массивных засова, сняла цепочку и после этого потянула рычажок замка и открыла дверь.
Выходя следом за Анной из кафе, Бен не сводил глаз с дома номер 1554 по рю де Виньоль, пытаясь разгадать его тайны. Здание представляло собой картину обычного упадка – достаточно непривлекательную для того, чтобы возбудить в ком-нибудь восхищение, но в то же время не настолько уродливую, чтобы кто-то мог сосредоточиться на этом зрелище. Зато, присмотревшись повнимательнее, Бен подумал, что такое упражнение, скорее всего, не проделывал никто на протяжении уже многих лет – можно было рассмотреть останки некогда вполне изящного жилого дома. Особенно хорошо славное прошлое этого строения было заметно по окнам эркеров, отделанных резным известняком, который теперь растрескался и выкрошился.
Оно было заметно по углам, выложенным из облицовочных камней двух размеров, уложенных рядами – широкий ряд и узкий ряд – по крыше мансарды, окаймленной низким, полуразрушенным парапетом. Оно было заметно даже по узким полочкам, которые когда-то были балконами – до того как с них убрали железные перила, что, несомненно, было сделано, поскольку они полностью проржавели и начали разваливаться, угрожая жизни прохожих. Сто лет назад, когда строилось это здание, в него была вложена немалая толика заботы, которую не смогли до конца истребить даже десятилетия полного безразличия к судьбе строения.
Инструкции, которые дала ему Анна, были четкими и недвусмысленными. Им следовало присоединиться к группе прохожих, переходящих улицу, влившись в ритм их движения. Они должны были стать неотличимыми от людей, направлявшихся в близлежащий магазин, торговавший дешевым спиртным и сигаретами, или киоск с шаурмой, где большой, истекавший жиром яйцевидный оковалок мяса плавно вращался в гриле настолько близко к тротуару, что можно было протянуть руку и потрогать его. Этой возможностью, конечно, не преминули воспользоваться бесчисленные мухи. Ни один человек, наблюдающий из окна, не смог бы заметить ни малейшего отличия поведения одной пары от других пешеходов; только поравнявшись с парадной дверью, эти двое отделятся от толпы и войдут внутрь.
– Позвонить в звонок? – спросил Бен, когда они остановились
– Если мы позвоним, это будет значить, что мы явимся не неожиданно, не так ли? Я думала, что наш план был именно таким. – Незаметно оглянувшись по сторонам, Анна вставила в замок узкий упругий стальной язычок и несколько мгновений чуть заметно шевелила им.
Никакого результата.
Бен почувствовал нарастающий страх. До сих пор они очень старались сливаться с толпой, подстраивать свои шаги под движения других пешеходов. Но теперь они замерли на месте, и любой случайный наблюдатель мог бы заметить, что здесь что-то не так, и понять, что они не принадлежат к миру этого района.
– Анна… – чуть слышно, но с ощутимой яростью пробормотал он.
Она стояла, склонившись к двери, но Бен мог видеть, что ее лоб покрылся испариной, безошибочно выдававшей нервозность.
– Достаньте бумажник и пересчитайте деньги, – так же возбужденно прошептала она. – Или возьмите телефон и проверьте сообщения. Делайте что-нибудь. Спокойно. Медленно. Непринужденно.
Пока она говорила, продолжался едва уловимый скрежет металла о металл.
И наконец послышался щелчок язычка. Анна нажала ручку и открыла дверь.
– Иногда такие замки требуют некоторой ласки, нежного обращения. Но, так или иначе, это не высший уровень безопасности.
– Скрыться, якобы оставаясь на виду; мне кажется, идея была именно такова.
– Как угодно, только бы скрыться. Мне кажется, вы сами говорили, что его никто и никогда не видел.
– Совершенно верно.
– Тогда задумайтесь вот над чем: если даже он начинал свою игру в прятки, будучи в здравом уме и твердой памяти, то неужели он с тех пор не мог свихнуться? Абсолютная изоляция от общества вполне может привести к сумасшествию. – Анна первой подошла к обшарпанному лифту. Она нажала кнопку вызова, и они несколько секунд слушали грохот цепи, но тут им обоим одновременно пришло в головы, что подняться по лестнице будет безопаснее. Они взобрались на седьмой этаж, стараясь двигаться как можно тише.
Они оказались на площадке верхнего этажа, выложенной грязными белыми плитками.
К их великому удивлению, дверь единственной квартиры на этаже уже была раскрыта.
– Мсье Шабо, – негромко позвала Анна.
Никакого ответа.
– Мсье Шардан! – также тихо произнесла она, переглянувшись с Беном.
За дверью, в темноте послышалось какое-то шевеление.
– Жорж Шардан! – снова позвала Анна. – Мы принесли информацию, которая может быть ценной и для вас.
Несколько мгновений все было тихо – а затем раздался оглушительный грохот.
Что случилось?
Единственный взгляд на стену лестничной площадки прямо напротив двери сразу прояснил ситуацию: штукатурка была раздроблена смертоносным ударом картечи.
Находившийся в квартире человек, кем бы он ни был, выстрелил в них из дробовика.
– Я не знаю, что у вас может быть не так, – заявила Тереза Бруссар; на ее щеках выступили ярко-красные пятна. – С тех пор как умер мой муж, в моем положении ничего не изменилось. Уверяю вас, ровно ничего.