Проверка слуха, Хлебникова Марина Сергеевна

Проверка слуха

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Марина Хлебникова

ПРОВЕРКА СЛУХА

* * *

«Как на духу! — кричу. — Как на духу!» Духанщик скалит зубы: «Генацвале! Пей „Хванчкару“, закусывай хинкали и плюй совсем на эту чепуху!» «Как на духу, — шепчу, — как на духу». Душевный друг скучливо тянет кофе и с видом перекормленного «профи» словесную ссыпает шелуху. «Как на духу…» — молчу, молчу, молчу… Но в тишине — литой, как оплеуха, дурак мигнет: «Держись! Проверка слуха!» И вдруг легко погладит по плечу.

* * *

Рождённые под визгом под тетивным ковали не стрелу себе, но щит, кривили рты — мол, лезут вверх прыщи! — и прятались, скрывая страх противный. И мнилось,

хоть родись без кожи, голым, но вбит веками ужас в стать и в плоть… Два поколенья встали без монголов, чтоб третье их сумело побороть… …До основанья слово измычали те, в чьих руках связующая нить. Два поколенья вырастут в молчаньи, чтоб третье научилось говорить…

* * *

А мы говорили о Вечном, Всегда забывая о сущем, О нищем, больном, неимущем, Забытом, убитом, увечном… Как будто искание истин Всегда за пределами взгляда… Как пахнут апрельские листья — «Кудрявая, что ж ты не рада?»

* * *

Заживём мы светло и безбедно, без оглядок на дедовский морок, без российского бражного бреда, без любимых лаптей и опорок… Мы ещё удивим политесом напомаженных девок Парижа… …Руки будут — хватило бы леса… леса много… да надо поближе… Граду быть — собирайте котомки, мужички, и айда на работу! Пусть потом вычисляют потомки, что вколочено в эти болота! Им завидки не выкрошат зубы — пусть считают хоть розно, хоть скопом… Тут быть граду — поелику любо нам отсюда смотреть на Европу!.. С двоепёрстными только нет ладу, — да на крепость найдутся тараны… заживём… Так, подув на лампаду, думал Петр Алексеич Романов.

АНТИГАМЛЕТ

Быть иль не быть?.. Кому какое дело, чем Гамлет сыт, ч с кем сегодня спит его мамаша?.. Если б овдовела рыбачка иль жестянщика жена, кто б из господ повел ленивым ухом? Но королева! Слух ползет за слухом, и кто-то этой ночью видел духа, а тот ему поведал, что вина за гибель короля на королеве и новом муженьке… И этот бред мусолят равно при дворе и в хлеве, и на конюшне… Мне спасенья нет от лживой скорби, вздохов и намёков — хоть прочь беги! Офелия — и та — преподаёт урок мне из уроков: несть тёмных слов, а истина проста — трепещет, что на датскую корону найдётся неизвестный претендент, и вся её краса из бус и лент окажется напрасной, ибо к трону не приведёт. Мой добрый Розенкранц! Вы думали, я — флейта… Вы ошиблись! Я — барабан. Мой мозг в сплошных ушибах от подлости людской. Больнее ран, чем в жажде поживиться дармовщинкой и на чужой беде погреть мошну, не отыскать… Как вязкую слюну не сплюнуть после бешеного бега, так эту взвесь с себя не отряхнуть… Уйти, забыться, умереть, уснуть, податься в просветители — читать толпе букварь по химии и праву, дотошно объяснять, что мать — есть мать, — не мне её судить… или орать, трясти бельё, на всех найти управу и, отдуваясь, влезть на шаткий трон?.. Быть иль не быть? Какая скука, право…

* * *

Объясните льву, что он свободен за решеткой от забот случайных — сыт, напоен, значит, беспечален. Объясните льву, что он свободен. Осознав, поняв и всё такое, он забудет край, где жили предки, голос ночи, запах водопоя… Объясните льву, зайдите в клетку.

* * *

Что с нами происходит, господа интеллигенты, в некотором роде? Мы хлещем спирт, отнюдь, не по породе… Что с нами происходит, господа? Клеймо позавчерашнего суда предчувствуя на будущем исходе, мы не творим сегодняшних мелодий… Что с нами происходит, господа? И сквозь стекло забытого пруда бесследно, легким всхлипом мы уходим, как поколенье, лишнее в природе… Что с нами происходит, господа?!

ВИШНЁВЫЙ САД

Обмани меня, слышишь? Когда-нибудь я отбатрачу — милосердным обманом сквитаюсь, воздам, отплачу… Не палачествуй, Время, не жми — всё

равно не заплачу, даже если заставишь в глаза посмотреть палачу. Обмани меня, слышишь? Скажи, что всё будет прекрасно, что все крысы подохнут, и новый поднимется сад – тот вишнёвый, тот розовый, тот ослепительно красный, где забытому Фирсу ливрею сошьют для наград, и повесят на уши вишнёвые длинные серьги, потому что лапша не годится для этих забав… Обмани меня, слышишь? Я, может, тебе не поверю — просто, как же уйти, хоть во что-нибудь не поиграв…

* * *

Мы уходим в себя, как отшельники в домик витой, отболев маятой, оборвав поводки, но — в ошейниках… Отстранённые, потусторонние, каждым атомом посторонние. негонимые, нехранимые, в белый свет, как в копейку, мимо мы. МИМЫ. Умные тени невнятного прошлого, разменянные, подброшенные, хоть родились вполне доношенными, но и вовремя — не ко времени, слабый плод из больного семени, с долгой памятью, с геном совести… «Нет на свете печальней повести»…

ДЖОРДАНИАНА

А было всё гораздо проще — был просто город, просто площадь, был просто дождь, слепой, как росчерк, тире слагающий из точек. И был костёр, дымящий в меру, и еретик, предавший веру, и были люди — людям было плевать, как движутся светила! В чесночном выдохе и прели толпа визжала: «Зрелищ! Зрелищ!» Менялось всё: одежды, речи, костры менялися на печи. Но, как всегда, платился гений — горели Шиллер, Кант и Гейне, в кострах, как буйные расстриги, чернели книги, тлели книги… Паноптикум вселенской скверны — в нём все костры — во имя веры, в нём в каждом веке — новый идол, и хворост сух, и кремень выдан! Зажечь — и всё, чего уж проще?.. Смотри же, город… Помни, площадь…

Я — Галилей! Не путайте с Джордано. Мне до исхода жить ещё и жить, и маятника тоненькая нить ещё натрёт на слабой шее раны. Я — Галилей. До папского суда, как до Христова возраста распятья, но ТОТ костер, обуглив кромку платья, клеймо мне в сердце выжег навсегда. Я — Галилей, Мой дух ещё в пути, и дьявол плоти рвёт и тянет жилы… На тот костер, что сам себе сложил я, не дай Господь кому-нибудь взойти! Я — Галилей… Не путайте с Джордано.

* * *

Ещё не доросла до пониманья истин, Уже не дорасту до счастья мятежа, До схимы, до вериг, до книг Агаты Кристи, Но — Господи спаси! — как мается душа! Как мается душа, как спорит с жадным телом, Как хочется в круиз по благостным местам, Как режутся слова корявой правдой дела, И устрицы во льду не просятся к устам… Мешаются слова неродственного ряда, И маятника ход ни тише, ни скорей… Уйдя от райских врат, не сунусь в двери ада, И Вечность буду я стоять между дверей… Не всем же дорастать до пониманья истин, До схимя, до вериг до счастья мятежа… Под Лениным себя давно никто не чистит, Но — Господи спаси! — как мается душа!

* * *

Будто жизнь чужую проживаю, будто впереди ещё рожденье — укушу свой палец — нет, живая! У зеркал застыну — привиденье… Пахнет вечер ладанно и густо, певчий дрозд кого-то отпевает… У зеркал застыну — пусто, пусто… Укушу свой палец — нет, живая. Скука электрических каминов выгнала живой огонь из дома… От меня осталась половина: «сапиенс» остался — умер «гомо».

1 2 3 4 5 6 7-23