Провидец Александр Энгельгардт
Шрифт:
Не смогла удовлетворить потребностей страны в продовольствии и обычная русская деревня крестьян-индивидуалистов-общинников. Расслоение её на кулаков, середняков и бедняков (и даже безземельных батраков) шло быстрыми темпами. "Аграрные беспорядки", поджоги или захват крестьянами помещичьих имений начались на рубеже XIX - XX веков, о чём можно прочитать в упоминавшейся выше книге князя Трубецкого "Минувшее". В целом, ещё до революции 1917 года можно было говорить о далеко зашедшем "раскрестьянивании" села. После Гражданской воины деревня стала в основном середняцкой, но скоро расслоение возобновилось, с фронта домой возвращались красноармейцы, многие из них - раненые, искалеченные, и часто заставали своё хозяйство разорённым, семью обнищавшей, лишившейся и коровы, и лошади. Зато кулаки разбогатели, "прибарахлились", обменивая еду на
Коллективизация села стала неизбежной, но прошла она не так, как мыслилась Энгельгардтом, - не постепенно, с воздействием на сомневающихся силой примера большей производительности и лучшей жизни, а по директиве сверху, принудительно, да еще во многом по схеме еврейского киббуца, с большими "перегибами", с трагедиями для тысяч и тысяч семей крестьян.
Деревня интеллигентных крестьян не получилась, во всяком случае та, о какой мечтал Энгельгардт. Прослойка интеллигенции в селе возникла, но это не были интеллигенты города, захотевшие стать мужиками. Если не считать посланных из города двадцатипятитысячников и других организаторов коллективного хозяйства вроде шолоховского Давыдова, сельская интеллигенция образовалась в основном из детей крестьянина, окончивших вузы и техникумы в городах. Вернувшись в село, они не стали "интеллигентными мужиками", а образовали привилегированную прослойку специалистов и конторских работников, и лишь постольку, поскольку они обзаводились личным подсобным хозяйством и дома вели такой же образ жизни, как и рядовые колхозники и работники совхозов, их можно отнести к крестьянству. Больше отвечают задумке Энгельгардта посёлки фермеров-кооператоров, где действительно трудятся на земле по большей части интеллигенты, пришедшие из городов. Но, во-первых, они в большинстве своём используют труд наёмных работников, современных батраков. А, во-вторых, это пока, действительно, ещё только слабые ростки, и дадут ли им укрепиться, пока неясно.
Вместо власти Советов в СССР установилась Советская власть, а это совсем разные системы власти. Точнее, власть Советов существовала в стране лишь в 20-е годы, когда избиратели давали наказы своим депутатам, и, если те наказы не выполняли, - их могли отозвать. Как люди более грамотные, кулаки занимали в Советах преимущественное положение. После "года великого перелома" (1929-го) в СССР сложилась Советская власть - строго централизованное государство, опиравшееся во всё большей степени на чиновничество. Господствующей прослойкой в обществе стал руководимый партией "партийно-хозяйственный актив", пронизывающий все структуры власти снизу доверху. Но при этом существовала и система советов, тоже руководимая партией. Но это были выборные органы, хотя и руководившие местным хозяйством, всё же скорее органы совещательные, помогавшие своими советами партийно-хозяйственной номенклатуре.
Система земледелия в нашей стране, как и предсказывал Энгельгардт, осталась в основном экстенсивной, но основанной не на труде добровольно объединившихся крестьян-общинников, а на спешно созданной "сверху" системе колхозов и совхозов, постепенно оснащавшихся современной сельскохозяйственной техникой. В целом эта система, обеспечившая переход крестьянства к более высокой ступени цивилизации (с избами-читальнями, в дальнейшем - с Домами культуры, школами и пр.), в чисто экономическом смысле оставалась недостаточно эффективной, с редкими очагами использования интенсивных технологий. Но она стала спасением для страны в годы Великой Отечественной войны. И подвиг российского крестьянства в военные и первые послевоенные годы навеки войдёт в историю.
Итог же оказывается следующим. В общем и целом, все прозрения Энгельгардта оправдались, хотя некоторые только частично и не в той форме. Но если его мечта о деревне интеллигентных крестьян, об экстенсивной, но эффективной системе земледелия, о радости коллективного труда, о России, прокладывающей путь в будущее, привлекательный для всего человечества, пока не сбылась, то она остаётся заветом
Теперь, наверное, надо хотя бы вкратце сказать о том, чего не предвидел Энгельгардт.
Если рассматривать этот вопрос глобально, то надо сказать: того что произошло за 122 года со дня смерти Энгельгардта, не мог предвидеть никто в мире, это вообще не в силах человеческих. Самый яркий пример - это, пожалуй, Первая мировая война.
Спешно сколачивались блоки - Антанта и противостоящая ей Германия со своими союзниками. Оба блока готовились к войне, составлялись её планы, к разработке которых привлекались лучшие полководцы и самые глубокие умы. и каждый блок был уверен, во-первых, в своей победе, а во-вторых, в том, что она будет достигнута быстро и малой кровью. На деле оказалось, что война продлилась четыре года, в ходе её были убиты и искалечены миллионы солдат и мирных жителей с обеих сторон, и рухнули четыре империи - Российская, Германская, Австро-Венгерская и Османская. И судьба зачинщиков войны, как правило, оказалась незавидной.
В конце той войны, незадолго до наступления Нового, 1917 года, Ленин, находясь в эмиграции, мечтал о социалистической революции в России, но, обращаясь к своим товарищам по партии, добавлял: к сожалению, нашему поколению увидеть её не придётся, до этого события должны пройти десятилетия. И вдруг в феврале приходит мировая новость номер один: в России революция! Сначала, естественно, буржуазная, а уже меньше чем через год - и социалистическая!
Если уж такие гении не могли предвидеть, как изменится мир, то было бы смешно требовать этого от Энгельгардта. Поэтому я и не хочу ставить вопрос глобально, а коснусь лишь частностей, относящихся к российскому селу.
В том, что самодержавно-помещичий строй в России обречён и падёт, скорее всего - в результате революции, причём вероятнее всего - социалистической, Энгельгардт был убеждён, об этом в Батишеве порой велись жаркие дискуссии, особенно, когда приезжали в гости его сыновья (и, естественно, когда не было посторонних глаз и ушей). О нежизнеспособности строя Энгельгардт в подцензурном журнале писать мог, а о его неизбежном падении, тем более - в результате революции - не мог. Но социалистическую революцию он, скорее всего, понимал в народническом толковании. Но того, что социалистический строй падёт и сменится всеобщим торжеством кулачества, представить себе был не в состоянии.
То, что частник ради своей прибыли (пусть и копеечной) будет пренебрегать интересами государства и народа, Энгельгардт хорошо знал. Но даже он не мог представить себе, что новая власть, установившаяся в России в 1991 году, пойдёт на такой невиданный на планете в мирное время погром сельского хозяйства своей собственной страны. В здравом ли рассудке могла она допустить уничтожение 75 - 80 процентов парка тракторов и комбайнов, которые были распилены на металлолом и проданы (в основном за границу)? В своём ли уме были люди, которые 85 процентов добываемых в стране минеральных удобрений отправляют за рубеж, оставляя собственные поля на нищенском пайке? Неужели нас ничему не научил дореволюционный опыт, выражающийся формулой "Недоедим - а вывезем!", и мы, производя 84,5 (вместо нужных 150) миллионов тонн зерна, ухитряемся отправлять его на экспорт до 20 миллионов тонн (за счёт уничтожения животноводства, на корм которого шла треть урожая зерна)? Как можно было допустить уменьшение площади пашни на 40 миллионов гектаров (это же равно посевным площадям не маленькой европейской страны), а поголовья коров в 2,5 раза - как раз до времён Энгельгардта, в конец XIX века?
Известно утверждение Гайдара: "Сельское хозяйства России - это чёрная дыра! Сколько в него ни вкладывай средств, всё проваливается безвозвратно. Нам выгоднее закупать продукты за рубежом, чем производить их у себя!" То есть, именно оно было положено в основу аграрной политики (сдвиги к лучшему пока мало заметны). Это дало Сергею Кара-Мурзе основание сделать общий вывод: "на той же земле, с той же технологией и с теми же людьми попытка заменить советские производственные отношения капиталистическими привела к спаду производства в два раза с глубокой деградацией хозяйства".